В степях было неспокойно. Порта вела переговоры с воинственной ногайской конницей, то устрашая ее потерей свободы, то прельщая богатыми подарками. Всё это было делом рук Девлет-Гирея, который так долго лежал у ног султана, что наконец получил барат на ханский престол.
Девлет-Гирей был ставленником большинства татарской знати, которая и слышать не хотела о независимости и отложении от Турции. В помощь Девлет-Гирею султан прислал калгу, который соблазнял ногайцев богатыми подарками. Пока калга бренчал золотом, муфтий шелестел листами Корана, уверяя ногайцев, что аллах покарает их жестоко, если они осмелятся изменить падишаху, который есть покров и истина всех правоверных.
После такой обработки даже Едичкульская орда (на которую так рассчитывал Шагин-Гирей) подняла «знамя пророка», что выразилось в зверской расправе с русским отрядом.
Тогда командующий крымскими войсками Долгорукий написал Шагин-Гирею, предлагая ему немедленно явиться на Кубань и положить предел проискам Турции. Полтавский пенсионер, он же будущий «владетель великой Черноморской империи», не стал медлить. Он принял начальствование над Ногайской ордой и потребовал, чтобы русское правительство утвердило его ханом.
Это совпало с русскими победами в Молдавии, и Турция поспешила подписать предложенный Румянцевым мирный договор. Независимость Крыма была утверждена и турецкие земли в Крыму присоединены к ханству. Румянцев счел за благо пока не раздражать султана свержением его крымского ставленника.
Шагин-Гирей выжидал.
Хан Девлет-Гирей, однако, не считал свое дело проигранным. Он требовал отвода русских войск на том основании, что независимый татарский народ сможет обойтись без их помощи.
В то же время хан умолял падишаха о высадке турецких десантов. В Стамбул была отправлена депутация, которая от имени Крымского ханства просила великого визиря нарушить Кучук-Кайнарджийский договор. Крымские улемы и беи говорили, что впредь они не только согласны отказаться от ханского жалованья, ежегодно выплачиваемого Портой, но сами согласны платить дань, лишь бы падишах не отказался от своей власти над Крымом. И великий визлом, но, убедившись в своем бессилии, повел другую политику.
Отряд Орду-али занял Тамань. Для улемов, которыми кишел Крым, перебираться из Гёзлева в Синоп и обратно было столь же привычным делом, как перелистывать книгу Магомета.
В то время как Шагин-Гирей пытался сколотить войско из разброда Ногайской орды, – один из крымских шейхов Али-мулла готовил мятеж.
Наконец Шагин-Гирей получил разрешение двинуться к Бахчисараю вместе с русскими отрядами, и Девлет-Гирею пришлось покинуть дворец. Однако не успел Шагин-Гирей занять вожделенный престол, как Али-мулла во главе вооруженных фанатиков ворвался в Бахчисарай. Избитый, раненый хан вынужден был бежать в ставку русского командования. Фанатики провозгласили ханом Селим-Гирея, который прибыл на турецком фрегате. Румянцев писал Екатерине по поводу этих событий: «Турки ‹…› умели составить из суеверия искру неугасимого огня и положить ее между нами и татарами; они станут поддувать ее всевозможными способами… Турки, невзирая на неблагоприятное время, отправляют уже свои войска на ободрение бунтовщиков».
Фанатики собирали крымских татар в местах диких и бездорожных, вокруг древних пещерных поселений; русское командование не хотело кровопролития и стремилось держаться в границах договора. Но положение было таково, что требовалась самозащита. Вскоре фанатики оказались отрезанными от городов и крымских селений. Голод и тяготы войны быстро отрезвили беднейших. Народ начал роптать на своих предводителей.
Мятежные мурзы и улемы согласились послать депутатов к Шагин-Гирею, а сами бросились на турецкие фрегаты, увозя с собой ценности, семьи и своего ставленника Селим-Гирея. Народ татарский остался ни при чем. Те, которые пытались остановить бегущих с казенными ценностями, получили несколько залпов с турецких кораблей.
Правление Шагин-Гирея началось с весны 1778 года при обстоятельствах трудных и сложных.
Страна была разорена фанатиками. Оставшееся духовенство и беи продолжали подговаривать простых татар к переселению на анатолийские берега.
Одно только назначение генерал-поручика Суворова удерживало Крым в состоянии некоторого покоя.
Назначение Суворова в Крым было делом рук Потёмкина и свидетельствовало о его прозорливости.
Миссия Суворова заключалась в том, чтобы подготовить Крым к присоединению. Задача была ответственная, а положение Суворова чрезвычайно осложнялось тем, что, служа под главнокомандованием Румянцева (которого Суворов чтил), он был обязан подчиняться Потёмкину, не любимому Румянцевым.
Распоряжения подписывал Румянцев; именно он ведал военным делом и всей дипломатической кухней, но при этом часто не был в курсе замыслов Потёмкина.
Это вносило неизбежную путаницу, и нужен был острый ум и четкость Суворова, чтобы при таких условиях дело не пострадало.