— Ну и как она тебе? — пожевав губами, массивный мужчина потёр двумя пальцами переносицу и, подняв брови, несколько раз усиленно моргнул.

— Да как вам сказать, Пётр Иванович… — стараясь уловить интонации начальника, женщина средних лет с объёмным пучком на голове неуверенно пожала плечами.

— Как есть, так и скажи, — хрустнув суставами пальцев, Шалевич бесцеремонно раскрыл рот и, громко зевнув, промакнул выступившие от напряжения слёзы.

— Так сразу определить сложно, на мой взгляд, ничего, симпатичная. — Боясь, что её мнение не совпадёт с точкой зрения начальника, Надежда Николаевна исподтишка бросила взгляд на Шалевича. Заметив, что правая бровь шефа медленно поползла вверх, она испуганно моргнула, и уголки крупных напомаженных губ, вздрогнув, углубились, делая рот похожим на подковку. — А вообще-то, с лица воду не пить, — исправляя положение, торопливо зачастила она, — кто её знает, какая она есть.

— Вот именно, — постояв на месте, правая бровь Шалевича стала медленно опускаться, и, поняв, что на сей раз острый угол удалось обойти, Надежда Николаевна слабо выдохнула. — Ты анкету этой красотки читала? — Зашуршав листком, Пётр Иванович сдвинул очки на самый кончик носа, и, глядя поверх стёкол, поднёс бланк к глазам.

— Что-то не так заполнено? — Подавшись корпусом вперёд, женщина привстала, всем своим видом показывая, что по первому же слову она готова сорваться с места и сию же секунду исправить закравшуюся в документ досадную неточность, если таковая, конечно, имеется.

— Да нет, Наденька, заполнено-то всё верно, только скажу я тебе, биография у этой штучки ещё та…

Покровительственно поиграв бархатистыми переливами голоса, Пётр Иванович положил бумагу перед собой и, не отрывая взгляда от листа, едва заметно дрогнул кончиками пальцев. Поняв, что по оформлению анкеты лично к ней никаких претензий не имеется, Надежда опустилась обратно на стул и, расслабив напряжённые плечи, облегчённо выдохнула.

Для своих сорока пяти она занимала прекрасное непыльное место и в течение по крайней мере ближайших десяти лет терять его не собиралась. Конечно, Пётр Иванович был далеко не подарком, но, что ни говори, перебирать бумаги в кабинете начальства — гораздо более приятное дело, нежели ютиться в коптёрке вахтёра на проходной, проверяя сумки и подворовывая по мелочи. Безусловно, сорок пять — не возраст, но забывать о том, что на твоё место может найтись достаточно претенденток, для которых сорок — уже глубокая старость, пожалуй, всё-таки не стоит.

— Шелестова Любовь Григорьевна, 1943 года рождения, место рождения — деревня Озерки, Московской области. — Многозначительно причмокнув, Шалевич оторвался от бумаги и, привычно наклонив голову, взглянул на помощницу поверх стёкол. — Интересно получается, родители — на исторической родине, в Тмутаракани, а это сельпо в столицу припожаловало, — вот она я, здравствуйте, любите меня в срочном порядке!

— Так она же вышла замуж? — стараясь не вызвать недовольства босса, аккуратно возразила Надежда.

Услышав явно пренебрежительное «сельпо», Фокина передёрнулась, но, благоразумно прикусив язык, заставила себя промолчать, хотя по данному вопросу у неё было своё, отличное от Шалевича мнение. Много лет назад её бабушка с дедушкой переехали в столицу из Смоленска. Конечно, сама она родилась в Москве, и её родители — тоже, поэтому к иногородним она себя отнюдь не причисляла. Но можно ли называть москвича во втором поколении коренным, полностью уверена не была, а потому факт смоленских корней ни в частных беседах, ни в каких-либо официальных анкетах афишировать не спешила.

— Вот ведь мило, — не унимался Шалевич, — у нас коренные москвичи сплошь и рядом в полуподвалах и коммуналках ютятся, а приезжая барышня — брык, и в дамки! За какие же такие, интересно, заслуги ей с порога дали отдельную однокомнатную квартиру, да ещё и недалеко от набережной?

— Она пишет, что получила квартиру как вдова погибшего военнослужащего, — не разобрав, является ли вопрос начальника риторическим или нет, на всякий случай уточнила Надежда.

— И подумать только, как он вовремя поги-и-и-б, — с сарказмом протянул Шалевич. — Не пропади он, в лучшем случае ютилась бы сейчас наша симпатичная барышня вместе с тараканами в какой-нибудь задрипанной комнатке казённой коммуналки. Вот ведь надо же. — Пожав заплывшими жиром плечами, Пётр Иванович поджал нижнюю губу и, раскрыв на всю свои маленькие узенькие глазки, ткнул пальцем куда-то в самое начало анкеты. — Посмотри, Наденька, как всё складно да ладно у неё выходит: в Москву она приезжает летом шестьдесят второго, и с того же самого времени у неё идёт отсчёт стажа в горкоме. Это как же так получается? Из грязи да в князи?

— Да, странно как-то, — уважительно произнесла Фокина, в который раз поражаясь цепкости и наблюдательности своего начальника. Сопоставить две даты мог бы, конечно, любой, но обратить внимание на нюансы был способен далеко не каждый.

— В графе «образование» значится среднее, — назидательно подняв кверху палец и указывая куда-то в потолок, Шалевич слегка усмехнулся, — с поправкой на деревенские Озерки — это трёхлетний курс церковно-приходской школы или что-то вроде того. И вот девушку, не имеющую на момент поступления на работу ни московской прописки, ни высшего образования, ни каких-либо других достоинств, кроме… хм… красоты, — дернул бровями он, — берут прямо с улицы, чуть ли не с перрона пригородного вокзала, ни много ни мало как секретарём, да не куда-нибудь, а в горком партии. Спрашивается почему? — Наклонившись вперёд, Шалевич язвительно растянул губы, и, не давая Надежде времени ответить на свой вопрос, с уверенностью добавил: — Потому что она не с улицы.

— Вы думаете, у неё там кто-то есть? — кивнув в потолок, Надежда понизила голос, хотя через обитую, утеплённую войлоком дверь в коридор не могло проникнуть ни единого звука.

— Если бы так, ей бы даже не пришло в голову проситься к нам на фабрику, — резонно вывел Шалевич. — С чего бы ей приспичило сразу по окончании декрета бежать с тёплого места, меняя одно секретарское кресло на другое? Скажи мне, ты бы променяла горкомовскую кормушку на комнатку в простом профкоме?

— Вряд ли, — осторожно проговорила Надежда. Конечно, разговоры разговорами, но с таким, как Шалевич, всегда нужно держать ухо востро, мало ли как и что повернётся? Бесспорно, профком — не курорт, но оказаться из-за своей болтливости у прядильного станка тоже не хотелось бы.