Что он знает об этих людях? Это не его вина, что он практически о них ничего не знает. Кто, когда и что ему об этом рассказывал? Может быть, он до того эту страну и на карте не мог бы найти — где она находится эта самая Ангола?

И вот он приезжает и начинает учить тех же ангольцев, как бы он учил наших обычных советских солдат. С советским то солдатом всё нормально, всё получается, потому что и по-русски он говорит, и понимает он всё. И идеология одна, и образ жизни один, а уж если чего не понимает, то и объяснить ему можно, причём, самыми доходчивыми способами. Но в Анголе-то совершенно всё другое, да и не всё объяснить могли.

Кстати, должен отметить, что, например те же самые ангольцы очень хорошо относились к нашим переводчикам.

— Почему?

— Потому что переводчики знали язык, знали обычаи, традиции народа. С переводчиками можно было элементарно поговорить о том, о сём, что-то обсудить, а то и спросить совета.

И с очень большим уважением те же ангольцы относились к нашим советникам, специалистам, которые не только были мастерами своего дела, но и могли говорить по-португальски. То есть, каким-то образом, хоть как-то, хоть немного, но могли объясняться с ангольцами. К ним уже отношение было совершенно другое!

Но, возвращаясь к знанию местных традиций и общению, главное во всем этом было — знание языка. Кто не знал языка, тот чувствовал себя за рубежом просто ужасно.

Но, к чести наших советников и специалистов, практически большинство из них к концу своего пребывания довольно сносно могли объясняться на португальском языке. Во всяком случае, хотя бы в рамках своей работы.

И даже могли работать, иногда и без переводчика объяснять ангольцам, что и как делать. Но, разумеется, на серьёзных больших мероприятиях переводчик был просто необходим.

Опять же, могу сказать, что ангольцы с уважением относились к нашим специалистам и советникам, которые мало того, что хорошо соображали — ангольцы они же не слепые, они видели, что наш советник или специалист разбирается в чём-то — но он еще и по-португальски может это объяснить. А это, в свою очередь, повышало имидж наших специалистов.

Я знавал больше десятка наших спецов, которые очень грамотно говорили на португальском языке. Ну, разумеется, какие-то там склонения и спряжения они путали, но, в основном, говорили грамотно.

Почему я так остановился на этом? Потому что, когда мы только приехали в Анголу, то переводчики, которые уже по году пробыли или по два, посвятили нам несколько вечеров «по поводу разъяснения международного положения», как они шутили. Собирались, пили пиво или лимонад, то есть была обычная вечеринка. И объясняли, что и как надо делать.

Самое главное, учили они — это контакт переводчика с местным населением. Потому что, если не будет такого контакта переводчика с местным населением и с подсоветной[21] стороной, то есть с ангольскими военными — работы не будет. Если переводчика уважать не будут, а переводчика должны уважать прежде всего — добра не жди. А если уважают переводчика, то тогда переводчик сможет сгладить какие-нибудь острые углы или неприятные моменты. А такие моменты возникали нередко.

Прежде всего, это наш пресловутый русский мат. Дело в том, что немало ангольцев знали русский мат — либо учились где-нибудь у нас в Союзе, либо с советскими специалистами работали, или ещё откуда-нибудь. И более того, что ещё печальнее, они знали значение наших матерных слов, и это иногда приводило к конфликтам. Об этом, кстати, весьма остроумно поведал Сергей Коломнин в своей книге «Русский спецназ в Африке».

Вот и у меня был советник, который приехал на работу, вызвал начальника оперативного отдела и стал на него орать, что он не сделал какую-то карту, не подготовил её. Ну, разумеется, я, как мог, переводил, хотя негр видел, что советник на него орёт. Но я говорил, что анголец не прав, что безобразник, негодяй и так далее. Ну, вообще старался что-то сгладить, хотя и так по эмоциям было понятно, что о нём думает советник.

Но в итоге получилось буквально следующее — советник, перемежая все это «раскудрить твою через коромысло», выразился «тудыть твою мать», после чего анголец вскочил, вспылил, закричал: «Не надо трогать мою мать, она уже умерла», — и убежал.

А дело просто в том, что у него на камуфляже булавкой была приколота чёрная материя. Это означало, что он носил траур. У него мать буквально недавно умерла. А он знал значение дословно — что такое «тудыть твою мать».

И вот он убежал, крикнув это всё. Меня советник спрашивает: что он говорит? Я отвечаю: вы задели его, видите ли, мать у него недавно умерла. На что советник мне: какая мать, причём здесь мать? Ну, разумеется, он даже и не заметил, что так выразился. И в итоге, конечно, оказался виноват переводчик, как это обычно бывало. Было потом сказано, что это, мол, Игорь что-то не так перевёл.

Хотя во многих случаях русский мат помогал, когда не хватало португальских слов, а русский мат — слов всего лишь пяток, зато какие из них комбинации! Ангольцы всю эту матерно-португальскую «взрывную смесь» понимали, и с нашими советниками и специалистами общались довольно-таки неплохо. То есть некоторую положительную роль он всё-таки играл. Такие дела. Это, конечно, очень интересный момент, и я говорю — когда этих моментов не знаешь — конфликты могут назревать самые, что ни на есть разнообразные.

— Почему?