Лев Богомолец, Лаборант Леман и Тито Ромалио

Лев Богомолец родился в январе 1911 года. Его мастерская на третьем этаже. Там же он и живет после того, как решил уйти от жены. Поскольку квартира его находилась в этом же доме, ему не пришлось уходить очень далеко: он просто перешел через двор из жилого корпуса в корпус мастерских. В то время ему было лет семьдесят пять.

Холостым он оставался недолго. Через пару месяцев в его мастерской появилась молодая хорошенькая девушка лет на пятьдесят моложе Левы. Молоденькие девушки сменяли одна другую. Любили его, ухаживали за ним, да и он отвечал им взаимностью. Так продолжается до сих пор. Разница в возрасте с последней — лет шестьдесят. Но это еще не рекорд.

Долгое время в институте имени Репина на доске, где были помещены фотографии старейших работников института, висела фотография Лемана — лаборанта искусствоведческого факультета. Маленький длинноволосый швед, похожий на гнома, разносил по аудиториям эпидиаскопы, стулья и выполнял любую работу, о которой его просили. Внизу под фотографией стояло: «Родился в 1754 году».

Когда у него было хорошее настроение, он с удовольствием вспоминал, как он позировал Карлу Брюллову, о восстании Пугачева, свидетелем которого он был. На войну 1812 года его не взяли по возрасту — был слишком стар. Самое удивительное, что в 1926 году он женился третий раз и у него родилась дочь. По моим подсчетам, ему было сто семьдесят два года. А мы говорим — Богомолец! Потом появилась статья в журнале «Крокодил», где Лемана назвали жуликом. Он обратился к врачам, и те провели экспертизу. Я видел заключение экспертизы. Там было сказано, что Леману действительно больше ста лет. На сколько больше, сказано не было.

В свободное от лаборантских забот время Леман позировал студентам-живописцам. За позирование в одетом виде платили шестьдесят копеек за час, обнаженным — по рублю. В первые послевоенные годы некоторые студенты, для того чтобы немного добавить к грошовой стипендии, позировали на «постановках» в мастерских. Я тоже позировал на фигуру Шостаковича для дипломной работы скульптора Черницкого. Он пригласил меня не потому, что я был чем-то похож на Шостаковича, а только из-за того, что у меня, пожалуй, единственного, был более или менее приличный костюм, чудом сохранившийся с довоенных лет. Остальные ребята донашивали гимнастерки, отцовские пиджаки, телогрейки.

Студенты подрабатывали в художественно-производственных мастерских, которые были специально организованы при институте, для того чтобы ребята не померли с голоду. В мастерских выполнялись копии картин, плакаты по технике безопасности, портреты вождей «сухой кистью» для оформления фасадов зданий и колонн демонстрантов во время революционных праздников. Платили гроши, но и этим грошам мы были рады. Директором мастерских был очень популярный среди студентов Матвей Балантер. Мастерские так и назывались: Балантерия. О качестве продукции, выпускаемой мастерской, он говорил так:

— Работаем неважно, офармливаем хорошо.

Он имел в виду документы. Он так хорошо «офармливал» документы, что вскоре на него был объявлен всесоюзный розыск.

В Академии художеств была целая бригада профессиональных натурщиков и натурщиц. Это были удивительно терпеливые и выносливые люди, которые могли часами неподвижно стоять, не меняя заданную позу. Но, когда я вышел на диплом, мне потребовался необычный натурщик — негр. Негр в полном смысле этого слова. У меня была очень актуальная по тем временам тема дипломной работы: «Демократическая молодежь мира». Это были три фигуры — три расы, населяющие землю: белый, желтый и черный.

Китайца найти было несложно — они учились у нас и всегда готовы были позировать за шестьдесят копеек в час. А вот с негром была проблема. В Советском Союзе тогда жили только три негра. Один работал на шарикоподшипниковом заводе, второй был актер Вейланд Род, а третий появился после присоединения к Советскому Союзу Литвы. Это был эстрадный артист и укротитель удавов Тито Ромалио. К моему счастью, он женился на русской блондинке и жил в Ленинграде.

Я нашел его и уговорил мне попозировать.

— Негров в Советском Союзе почти нет, поэтому я согласен, если вы будете платить мне не шестьдесят копеек за час, а три рубля. Мне надоело давать в Советском Союзе шефские концерты, — сказал он, испорченный жизнью в капиталистической Литве.