Книги

Так умирают короли

22
18
20
22
24
26
28
30

Я быстро переоделся в костюм гвардейского офицера. «Спальню» уже покинули все посторонние. Оставались: император Павел, я — его адъютант и гипнотизер. Очень скоро Павел начал пробуждаться. Гипнотизер ушел. Мы остались вдвоем.

Павел Первый открыл глаза и увидел нависший над ним балдахин. Некоторое время он лежал неподвижно, пытаясь понять, где он находится. Наконец повернул голову и увидел меня. Я щелкнул каблуками. Звякнули шпоры.

— С пробуждением, ваше величество! — елейным голосом произнес я.

Император смотрел на меня с сомнением и подозрительностью.

— Прикажете одеваться? — спросил я.

Павел только сейчас заметил, что на нем ночная рубашка. Я щелкнул пальцами. Опочивальня тотчас наполнилась людьми в расшитых камзолах. С буклей их париков сыпалась взаправдашняя пудра. Они принялись облачать императора в панталоны и мундир, а я между тем, не давая Павлу времени на размышления, уже вводил его в курс государевых дел.

— Посол гешпанский и посол аглицкий просят аудиенции у вашего величества.

Я отвлекся от содержимого сафьяновой папочки и выразительно посмотрел на своего императора.

— Не сегодня, — после некоторого раздумья ответил Павел.

Я видел, что он еще не сориентировался и вряд ли понимает, что происходит вокруг него.

— Несколько указов, ваше величество, ожидают вашей подписи. Указ о беглых крестьянах. Указ о Синоде. Указ о смещении астраханского губернатора.

Я протянул императору папку с указами. Он всмотрелся в аккуратную вязь непонятных для него слов, и что-то в нем, как мне показалось, дрогнуло.

Начал верить, что все происходящее — не сон. А я уже протягивал ему гусиное перо — для подписи. Слуги мешали, и он отстранил их осторожным, совсем не царским, жестом.

— Где подписать? — спросил он у меня. Подпись поставил там, где я указал. Вывел не твердой рукой: «Павел». Подумал и добавил: «Первый». Чтоб историки не запутались, наверное. Один указ. Другой. Третий. Когда он поставил последнюю подпись, я быстро выхватил папку у него из-под руки.

— Еще графа Кружилина прошение, — доложил я. — Из Шлиссельбургской крепости пишет, просит ваше величество о снисхождении.

— А что там такое с этим… как его…

— С Кружилиным, ваше величество. К повешению приговорен.

У нашего Павла округлились глаза.

— За что? — спросил он, подумав.

— За казнокрадство, ваше величество.