Помахав рукой на прощание, я пошел своей дорогой. Мне хотелось вернуться домой.

***

С рождением Ксении, нашей дочери, Наши С Лилей Жизни Изменились. Я мог бы сказать, что Изменилась Наша С Лилей Жизнь, чем подчеркнул бы всепоглощающее единение наших душ, которое могло бы случиться. Сказав так, я дал бы вам намек на то, что жизнь у нас была одна на двоих. Но все было иначе.

Будучи еще студентом, я услышал от своего преподавателя по экономическим наукам одну фразу, которая прочно засела в моей голове. Он сказал мне, что с рождением ребенка меняется не сама жизнь, но отношение к ней. Зачав ребенка и наблюдая за тем, как округляется живот Лили, временами страдающей от токсикоза и тошноты, я все думал и думал над словами своего преподавателя. Касаясь пальцами рук тонкой кожи, под которой скрывался новый человек, я вздрагивал где-то внутри самого себя, потому что не знал, что этот человек принесет с собой в наш мир. Я не знал, что принесет он в наш с Лилей мир.

Рождение Ксении принесло мне некоторое спокойствие. Глядя на ее маленькие ручки, хватающие воздух, как будто он был осязаем, я не думал ни о чем, кроме красоты мира. Можно сколько угодно спрашивать самого себя о том, насколько жестоки могут быть люди, но, наблюдая за рождением новой жизни, невозможно не поверить в прекрасное начало, живущее в каждом из нас и нуждающееся в подкреплении и подтверждении своего существования добрыми делами и светлыми идеями.

Я наблюдал за тем, как меняется Лиля. Момент привыкания к новому состоянию, если так можно выразиться, был отмечен несколькими серьезными ссорами. Несмотря на ожидание беременности, мы оба не были готовы к ней и пугались чего-то, о чем и сами не догадывались.

Взгляд Лили изменился. Раньше мне казалось, что она принадлежит лишь мне одному. Да, во мне играло чувство собственности, помноженное на мои комплексы, шедшие еще из детских лет, и ее необычайную красоту. После рождения дочери я ощутил, что не только я один имею право на Лилю, как бы странно это ни прозвучало. Пришло время делить и разделять.

Моя дочь росла. Мне казалось, что вместе с ней расту и я сам. Появлялись проблемы, которых не было раньше. Появлялась радость, новую форму которой я не знал раньше. Все менялось.

Я любил свою дочь. Я любил свою жену. В минуты сомнений я говорил себе, что все идет своим чередом, что все правильно. Но можно ли считать что-то правильным, а что-то неправильным, когда есть лишь точка зрения большинства и нормы морали, выстроенные когда-то совершенно иным порядком? Я сомневался, но я любил искренне.

Мы были похожи на семью из светской кинохроники. По крайней мере, мне хотелось так думать. Красивые родители, прелестная дочка. Присутствие вкуса, денег, секса. Мне казалось, что мы отличаемся ото всех, кто нас окружал. Быть может, так я хотел лишить себя тяготящего ощущения «слишком правильно выстроенной жизни».

Да, мне казалось, что все слишком идеально, но, при это, слишком примитивно. Наши с Лилей мелкие бытовые ссоры не были чем-то громогласным и ужасным, таинственным и грязным. Это были обыкновенные ссоры обыкновенных людей из-за самых обыкновенных вещей. Ничего более. Я же думал, что мы должны жить жизнями героев приключенческих романов. Я все больше и больше уходил в свой мир иллюзий.

Я был барыгой, подсевшим на собственный товар. Ощущения с новой силой возвращались ко мне, когда я находился в комнате, где меня окружали ненастоящие люди. Они говорили мне ненастоящие слова, испытывали ненастоящие эмоции. Вместе с ними и я становился ненастоящим, хоть и ощущал себя я более чем реальным и естественным. Метаморфозы жизни.

Впервые воспользовавшись услугами компании, в которой работал, я испытал чувство восторга и страха одновременно. Я боялся признаться в своем новом опыте Лиле, как будто согрешил с другой женщиной. Я не мог сравнивать эти два чувства, потому что не изменял своей жене, хотя и мог бы. Я мог бы стать тем, кем не хотел становиться. Можно называть это судьбой, или же личным выбором. Я был теоретиком своей жизни, и не претендовал ни на что другое.

Именно тогда я начал становиться кем-то другим…

***

Макс был мертв. Артем был мертв. Я не покидал квартиру целую неделю. Бродил по ней, словно призрак, не находящий покоя.

Глядя с высоты десятков этажей на город, я пил вино и слушал британскую рок-музыку середины 2000-х годов. U2, Keane, Stereophonics, The Kooks. Старался выбирать мелодичные, порой даже меланхоличные композиции. Они полнее всего могли передать мое внутреннее состояние.

Я старался записывать все свои мысли на листы бумаги. Ветер, внезапно обрушаясь резкими порывами, то и дело пытался вырвать их у меня из рук.

Мой смартфон был выключен после сотого звонка, оставшегося без ответа. Я не хотел ни с кем разговаривать. Даже не предупредил Геральдину о своем внеплановом отпуске. Единственным признаком жизни во внешней среде была Лиля.

Она говорила мне что-то, но я будто бы находился под водой. Брови ее нередко сдвигались, давая мне понять, что она не в духе. Я не понимал то, что она пыталась до меня донести. Я мог слышать только свой внутренний голос. И все.