– А какого цвета одежда была на монахине? – спросил Пател, хотя знал, что в ответ услышит «серого», как оно и было.
Нельзя сказать, что это был необычный цвет легкой ткани для тропиков, но тот серый костюм, что был на миссис Догар, когда она приходила в бордель, можно было превратить еще во что-то. Мешковатый костюм, скорее всего, использовался как монашеское одеяние, которое, когда нужно, снова становилось костюмом, или какой-то частью костюма, или опять же предметом одежды монахини, во всяком случае из той же ткани. Белую рубашку тоже можно было использовать по-разному; допустим, ее можно было превратить в высокий воротник или покрыть ею голову, как капюшоном. Детектив предположил, что у так называемой монахини не было усов.
– Конечно не было! – объявила мадам.
И поскольку голова монахини была покрыта, мадам не заметила бы и прически «помпадур».
Единственная причина, по которой мадам так скоро обнаружила мертвую девочку, заключалась в том, что хозяйка борделя не могла заснуть; во-первых, один из клиентов всю ночь кричал, а затем, когда он наконец угомонился, мадам услышала звук кипящей воды, хотя было не время для чая. В комнатушке с мертвой девушкой на электроплитке кипела кастрюля с водой; так мадам и обнаружила убитую. В противном случае это бы случилось не раньше восьми или девяти утра, когда прочие проститутки заметили бы, что маленькой Аши что-то не видно.
Заместитель комиссара спросил мадам о звуке, который ее разбудил, когда кто-то якобы пытался открыть дверь с улицы. Разве дверь не произвела бы такой же звук, если бы она была открыта
Детектив Пател был предельно вежлив, задавая мадам самый очевидный вопрос:
– Не считаете ли вы, что не такой уж пожилой старик и монахиня на самом деле были одним и тем же лицом?
Мадам пожала плечами; она сомневалась, что сможет узнать того или другого. Когда заместитель комиссара спросил о том же более требовательно, мадам смогла лишь добавить, что она была спросонья; ее дважды будили – и не очень старый мужчина, и монахиня.
Когда детектив Пател вернулся к себе домой, Нэнси все еще спала. Он уже напечатал разгромный доклад, понизив в должности офицера наружного наблюдения и отправив его заниматься почтой криминального отдела полицейского управления. Заместителю комиссара хотелось быть дома, когда проснется его жена; он также не хотел звонить Инспектору Дхару и доктору Дарувалле из полицейского участка. Пусть они еще поспят, подумал он.
Заместитель комиссара установил, что шея Аши была так легко сломана по двум причинам. Во-первых, Аша была маленькой; во-вторых, она была в тот момент абсолютно расслаблена. Должно быть, Рахул попросил ее лечь на живот, как будто готовя к сексу в такой позиции. Но конечно, никакого секса не было. Глубокие синяки от пальцев в глазницах проститутки – и на ее горле, чуть ниже челюсти, – говорили о том, что миссис Догар сзади вцепилась в лицо Аши; она рванула голову маленькой девочки на себя и в сторону, пока шея Аши не хрустнула.
Затем Рахул перевернул Ашу на спину, чтобы сделать рисунок на ее животе. Хотя это был обычный его рисунок, выглядел он небрежней обычного, что предполагало странную и неоправданную поспешность, – казалось бы, миссис Догар незачем тут же покидать бордель. Но что-то заставило Рахула поторопиться. Что же касается страшных «новых деталей» данного убийства, то они вызвали отвращение у детектива Патела. Нижняя губа мертвой девушки была прокушена насквозь. Ашу нельзя было так сильно укусить, пока она была жива; ее крики разбудили бы весь бордель. Нет, укус был сделан после убийства и нанесения рисунка. Минимальное количество крови указывало на то, что Аша была укушена после того, как ее сердце остановилось. Это идея укусить девочку заставила миссис Догар спешить, подумал полицейский. Ей не терпелось закончить рисунок, потому что нижняя губа Аши была столь соблазнительна.
Даже такое небольшое кровотечение нарушило обычный порядок действий, характерный для Рахула. Должно быть, это миссис Догар поставила кастрюлю с водой на электроплитку; вероятно, ее собственное лицо, по крайней мере рот, были в крови проститутки. Когда вода нагрелась, Рахул намочил что-то из одежды мертвой девушки, чтобы смыть с себя кровь. Затем ушел, переодевшись монахиней и забыв про включенную плитку. Кипящая вода и привлекла внимание мадам. Хотя идея с монахиней была удачной, на деле гладко не получилось.
Нэнси проснулась около восьми утра; после вчерашнего шампанского у нее болела голова, но детектив Пател, не раздумывая, рассказал ей обо всем, что случилось. Он слышал, как ее тошнило в ванной; он позвонил сначала актеру, а затем сценаристу. О губе он рассказал только Дхару, но не доктору; что касается доктора Даруваллы, то заместитель комиссара хотел подчеркнуть, что для ланча Дхара с миссис Догар нужен хороший сценарий. Пател сказал им обоим, что сегодня он должен будет арестовать миссис Догар; он надеялся, что у него достаточно косвенных доказательств, чтобы арестовать ее. Были ли действительно у него доказательства, чтобы
Заместителя комиссара Патела воодушевляла одна подробность, о которой ему доложил надзиравший за домом Догаров ротозей. После того как переодетая миссис Догар выскользнула из такси, в ее доме загорелся свет, но не в спальне, а на первом этаже, и окна не гасли до восхода. Заместитель комиссара надеялся, что Рахул рисовал.
Что касается доктора Даруваллы, то его, считай, первый нормальный сон за последние пять ночей был прерван довольно рано. На первый день нового года у него не было назначено никаких операций и никаких приемов; он собирался поспать. Но, выслушав детектива Патела, сценарист немедленно позвонил Джону Д. Перед ланчем Дхара в клубе «Дакворт» надо было сделать много дел; надлежало серьезно порепетировать – что было непросто, поскольку предполагалось участие во всем этом мистера Сетны. Заместитель комиссара уже поставил в известность старого стюарда.
Именно от Джона Д. Фаррух услышал о нижней губе Аши.
– Рахул, должно быть, думал о
– Ну, мы знаем, что она кусается, – сказал Дхар доктору. – По всей вероятности, все началось с
– Что ты имеешь в виду? – спросил доктор Дарувалла, поскольку Джон Д. умолчал о некоторых темах разговора с миссис Догар.