— Прости, Кирито. Можно я пока возьму твой меч?
Она коснулась чёрных кожаных ножен и ощутила, как левая рука юноши чуть напряглась.
Но Алиса продолжала терпеливо смотреть в пустые глаза. Наконец рука снова расслабилась, и брюнет издал хриплый звук:
— А-а…
Скорее всего, это была не выраженная мысль, а эхо памяти. Сейчас юношей управлял уже не разум, а оставшиеся в груди воспоминания.
— Спасибо, — прошептала Алиса и осторожно подняла чёрный меч.
Убедившись, что Кирито сидит спокойно, она вернулась к платиновому дубу.
Что бы ни говорил об этом дереве Найджел, оно было прекрасным. Конечно, оно уступало по размеру древним деревьям Центории, но тоже прожило не меньше века.
В глубине души Алиса попросила у дуба прощения, затем расставила ноги: правую вперёд, левую назад. Левая рука держала «Ночное небо» на уровне бедра, правая коснулась рукояти, обмотанной чёрной кожей. Левый глаз оценил расстояние до дерева.
— Эй, ты чего? Решила срубить платиновый дуб таким тоненьким мечом? — громко спросил один из мужчин.
Вокруг сразу стало шумно.
«Ты меч сломаешь», «До ночи провозишься» и другие неодобрительные возгласы сыпались один за другим.
Послышался и голос Найджела:
— Э-э, Алиса! Я вообще-то хотел, чтобы ты за час управилась.
За всё время работы Алиса срубила около десяти деревьев, и каждое заняло у неё около получаса. На самом деле это даже много, просто Алиса рубила очень осторожно, боясь сломать чужой топор. Но сегодня волноваться было не о чем, потому что у «Ночного неба» точно такой же уровень приоритета, что и у «Душистой оливы».
— Нет, я управлюсь быстрее, — шёпотом ответила Алиса и сжала рукоять меча. — Ха-а!..
Выдохнув, она оттолкнулась правой ногой с такой силой, что из-под неё вылетела пыль, будто от взрыва.
Алиса очень давно не брала в руки настоящий меч, но, к счастью, умения не оставили её. Обнажившийся клинок чёрной молнией прочертил горизонтальную линию слева направо.
Кажется, мужчины даже не увидели сам удар. Когда Алиса выпрямилась, опуская клинок, они лишь недоумённо нахмурились.
На гладкой коре платинового дуба по-прежнему был лишь надруб, сделанный топорами. В остальном дерево было невредимым… по крайней мере, на первый взгляд.