– Чтобы потом меньше болела голова. Если влипнешь в беду, не хлопай ресницами и не жди от меня помощи. Потому что я в твои дела лезть не буду. И еще одно. Если не понимаешь, о чем речь, молчи. Не говори ни слова. Иначе точно влипнешь.

– Например?

– Ну, например, если делают так… – Она складывает пальцы в круг. – Так спрашивают, не лесби ли ты.

– Что?

– Не нравятся ли тебе девочки. А еще могут спросить, как тебя зовут. Если Бритни – значит, тебя хотят завалить в койку, потому что так называют сучку, с которой можно переспать. Кэнди – трусиха, а Триша – у которой есть чем торговать.

– Господи, – ошеломленно шепчу я.

Просто голова идет кругом.

Энджел выразительно хмурится.

– То есть… – Я зажмуриваюсь, вспоминая ее список. – Вот дерьмо!

– Уже лучше.

– Я, наверное, никогда в жизни не рискну спросить, нравятся ли кому девушки, – говорю я. – Как думаешь?

– Без вариантов, – хмыкает Энджел.

– Вообще-то я пошутила, – отвечаю я. – Ты когда-нибудь смеешься? Даже я смеюсь, хотя у меня больше поводов для грусти, чем у тебя. Штук, наверное, десять…

Я поднимаю руки и выразительно гляжу на отсутствующие пальцы.

Энджел продолжает, не слушая:

– Скоро тебе придется решать, к какой банде прибиться. Думаю, лучше всего тебе будет с христианками.

– Я не христианка.

– И что? Тебе с ними явно по пути. Религия у тебя все-таки в крови. Уж поверь, спустя неделю начнешь цитировать Книгу Иова и рассказывать мне о деяниях Иисуса. Я через это проходила…

– Тебя тоже воспитывали в вере, да?

Энджел кивает.