Люди в его свите зашептались, подались от меня в стороны. Никто не хотел умереть первый, когда господин прикажет броситься на меня. Они не догадывались, смешные, что умереть предстоит им всем.

– Дай мне коня, позволь мне проехать и осмотреть твои товары. Я выберу то, что мне нужно. Обещаю, возьму лишь одну вещь.

Имамеддин думал, поглаживал бороду. Я понимал его сомнения. Если бы он мог убить меня, сделал бы это сразу, и не размышляя. Я догадывался, о чем он думал. Он тянул время и вспоминал, что в караване может оказаться настолько ценным, чтобы глупец-мальчишка расстался с лучшим в мире, доспехом.

– Боишься продешевить? – улыбнулся я. – Не волнуйся, почтенный торговец. То, что я выберу, имеет особую ценность только для меня.

Я понятия не имел, что надлежит искать. Жаркие ножны, кажется, так сказали весталки. Я был слишком ребенок, чтобы понять.

Имамеддин побледнел, но справился с яростью. Очевидно, про себя он решил, что медленно снимет с меня кожу, тонкими полосками.

– Дайте ему коня, – приказал купец.

Я запрыгнул в седло и поскакал вдоль бесконечных тюков, корзин, телег. Оказалось, я знал, куда ехать. Я ни разу не остановился, пока не достиг нужного места. Здесь уже распрягали животных, отводили к реке, набирали воду, разжигали огонь. Имамеддин послал за мной двоих, они нарочно отстали, но тянули шеи.

Сердце мое заколотилось, когда я увидел длинный голубой шатер, или скорее серый, покрытый многодневной коркой пыли. Я остановил коня и спешился. Путь преградили черные воины с копьями. Ими командовала толстая женщина, одетая как мужчина, с лицом темным и морщинистым, как у всякого, кто проводит жизнь в караване, с кривыми кинжалами и пиками.

– Пропустите его, – приказал мой соглядатай.

Женщина не сразу его послушалась, она стали перекрикиваться с кем-то через мою голову. Я поймал ее страхи, и не слишком удивился. Оказывается, она охраняла девушек-рабынь, купленных Имамеддином далеко на севере, за владениями готов и хазар. Она боялась выполнить волю господина, и боялась его же последующего гнева.

– Ладно, пропустите его. Но помни, ты просил только одну вещь.

Вероятно, что-то происходило неправильно. На миг я усомнился в честности весталок, я поискал глазами зев пещеры в высокой скале, нависавшей над трактом. Оттуда сверху за мной наблюдали наставники, но я не мог спросить их совета. Над нами кружили хищные птицы, явно окольцованные ловчими Имамеддина. Если кир Дрэкул расправит крылья, его все равно не подпустят ко мне, разорвут в воздухе.

Там было много девушек с закрытыми лицами, но они меня не интересовали. Я искал нечто, что можно развернуть и прочесть. И выполнить волю отца. Открыть врата в мир, где род Закайя обретет могущество, равное царскому.

В шатре я встретил одну лишь невольницу. Из-под наброшенного платка струились белые, очень нежные волосы. Хотелось прижаться к ним губами, хотелось вдыхать ее запах. Во мне просыпалось мужское естество. Я впервые узнал, как это бывает, когда человек забывает мать и отца.

Я сразу догадался, что Свиток у нее. Я вытащил кинжал, на случай, если она вздумает сопротивляться. Белая саламандра жгла мою грудь, но я не обратил внимания. Саламандра требовала, чтобы я укрылся под ее пятнистой защитой. Если бы я доверился моему живому доспеху, все могло бы пойти иначе.

Но человеку неведомо, где закончатся его дни, в этом сила и мудрость смертных.

Признаюсь, я вздрогнул, потому что опять увидел речную ведьму с Руяна. Я вспомнил проклятую тварь, утопившую мою мать в фонтанчике для питья. Та тоже ослепила красотой, а затем обернулась в ночной ужас.

– Отдай мне то, что скрываешь под своим халатом, – я протянул руку. Саламандра жгла мне грудь, но не пристало сыну кира Закайи прятаться от слабой женщины. Рабыни не носят оружия, ее тонкую шею я сломал бы одним движением.

– Здравствуй, пожалуйста, – ответила она на греческом, скинула платок, и я сразу понял, что язык империи всегда останется чужим для нее.