– Это подвал моего дома, – Вожатая нащупала на пыльном полу кожаную сумку. – Это дом моей бабушки.

Она снова засмеялась.

Получилось!

У нее все получилось!

Оракул не соврал – достаточно захотеть. Она хозяйка, хозяйка этого дома и этого тела.

Сумка валялась там же, где ее бросила Вестник. И вещи никто не тронул. Книги, фломастеры, наручные часы… Женечка прислушалась к вою ветра.

Никого. Дом был покинут. Проклятая Наташа рассыпалась в песок, и после ее гибели сбежали все порождения мрака. И кошмарный зал провалился куда-то, в иное измерение. Женька не хотела сейчас думать, куда именно пропали трупы, и оркестр уродов, и перевернутый крест. И куда делись стены в синих зеркалах… Правда, тот толстяк с золотыми зубами, Наташин хахаль, не погиб. Он жив, Женечка ощущала его злобу, но где-то далеко. Пока что он был неопасен.

Кажется, наверху хлопала дверь, и не одна. Девушка чувствовала еще кое-что. Морок вокруг бабушкиного дома никуда не делся. Наверняка соседи и залетные воришки боялись подходить. Что ж, это даже к лучшему. Вот только ужасно холодно. Ветер свободно швырял снег через распахнутую дверь подвала, даже лесенка наполовину заросла белой крошкой.

– Я тебя спасла от смерти, – попыталась объяснить Женька. – А ты ведешь себя как ребенок.

– Ты не смеешь со мной так говорить! – Факельщик прямо-таки побелел от злости. – Я Мануил Закайя, сын наместника Таврии, мой отец – императорский стратиг! Ты должна звать меня «эгемон» или «дука».

Он еще маленький, поняла вдруг Женька. С виду взрослый, а внутри – какой-то чересчур обидчивый, и не сдержанный.

– Я запомнила имя Мануил, – ответила Вожатая. – Если тебе не нравится твое имя, придумай другое.

Женька внимательно рассматривала его. Парень очень хотел снова на нее накинуться, и причинить ей боль. Но не смел. Знал, чем кончится очередное нападение. Знал, что промахнется. Он жутко не любил, когда над ним смеются. Но интересно, что и она не могла нанести ему вред. Из-за пятнистой шкуры. Из-за беленькой ящерки у него не шее.

– Я ухожу, – заявил он. – Ты не сможешь меня удержать!

– Валяй, – устало махнула рукой Женя. – Как замерзнешь – возвращайся.

Она собрала вещи с пола в сумку, и пошла следом. На первом этаже пощелкала выключателем. О, радость, в кухне горел свет! Ежась от холода, Женечка высыпала на стол все, что собрала на полу. Похоже, гадкая Наташа ни разу даже не помыла дом, который так самонадеянно считала своим. Всюду гарь, пыль, жирные следы. При бабуле и при папе никогда такого не было. Ну, ничего, хозяйка вернулась, и теперь все исправит!

Вот оно!

Вожатая покрутила кран, но воды не было. Пришлось оторвать кусок занавески. Она поплевала в центр пластмассового квадрата, аккуратно протерла реликвию с обеих сторон. Да уж, реликвия, ничего не скажешь. Сердце билось в груди, все сильнее. Да, она не ошиблась. Она нашла то, что искала. Невероятно.

Женька отодвинула шпингалет, распахнула закисшую раму. Ледяной вихрь ворвался в кухню. Несчастный Факельщик стоял по колено в сугробе, посреди бабушкиного двора, и смотрел на нее снизу вверх. С самым затравленным видом. Правда, похоже, пока не замерзал. С ним что-то происходило там, внизу, на морозе. Вместе с одеждой, он снова стал пятнистый, точно исхудавший динозаврик. Удобная шкурка, ничего не скажешь. Что-то вроде второго мышечного скелета, вспомнила умное слово Женька. Ей просто повезло, что пацан не сломал ей кости. Похоже, в этом скафандре он сам не чувствует, что творит.

– Эй, – закричала Женька. – Как тебя там? Наместник-дука-эгемон! Давай в дом, пока не околел!