— Откуда на танках и внутри лёд? И следов танкистов не было из-за того? — уточнил я.

— Ледяной муссон, дневной, — выдала дамочка. — Да, следы могут быть только на крошке, слой в пару сантиметров на монолитном льду.

— На безатмосферной планете муссон? — прокурорски уставился я на неё.

— Местная особенность, ледяная пыль и крошка днем движется с севера на юг, а ночью — наоборот, — озвучила она. — Вроде бы что-то связанное со звездой, я не в курсе деталей.

— Предположим, — допустил подобное я.

И вот, десяток непонятно откуда взявшихся танкистов обнаруживаются через месяц у склада полка, этим складом воспользовавшегося. Живые, относительно здоровые, ни черта не помнящие после того, как «покинули технику для решения вопроса с застрявшим танком». Последнее проверил и псайкер, после проверки и установления амнезии занявшийся другими делами. Следов скверны, простой и техно, не обнаружено, ни черта не обнаружено. Прямо скажем, как бы бредово не звучало, но в рамках известных фактов вердикт трибунала — единственное, что объясняет факты.

Впрочем, объясняет — не значит, что комиссар невиновна. Это, скажем так, моё личное понимание и смягчающее обстоятельство, а никак не индульгенция за небрежность и неустановление истины.

Ладно, в целом картина с трибуналом ясна, но мне надо выяснить, где были эти десять солдат. Время вроде есть, так что решил я заставить окружающих побегать.

— Мне нужен комендант, здесь и сейчас, — озвучил я. — А также несколько солдат или офицеров из нашедших оставленные танки первыми. Из первых встретивших также. Вы, почтенные, не расслышали? — осведомился я, на что рыжая и Очевидность засуетились.

И проверка показала, что комендант никаких «следов пребывания» не убирал, о пребывании никого на складе не знал, из чего следовало, что на складе этой десятки и не было. И выходит, что десять человек, с, на минуточку, запасом воздуха на пару суток, при температуре от минус семидесяти до минус ста двадцати провели месяц чёрт знает где. Вынужденно посочувствовав комиссару, оказавшейся перед подобной картиной, я занялся лейтенантом и парой сержантов из «обнаруживших и искавших».

Однако и тут выходила дичь: биодетекторы, столь чувствительные, что на живой планете просто бы не работавшие (будучи забитыми помехами), тут калибровались на поиск жизни и ни в полукилометровой зоне поиска, ни плюс полкилометра чувствительности детекторов, живых, как понятно, не было.

— Спутникового наблюдения за поверхностью не ведётся? — без особой надежды уточнил я.

— За техникой, если постоянно, — закономерно обломала меня Друзилла. — Пикт-наблюдение включается специально, при прорыве орков, либо для рассмотрения деталей учений, в условном бою, например. В этом случае задействовано не было, — развела она руками.

— Недальновидно, — докопался я чёрт знает до кого и чего, ну и призадумался.

В принципе, зря я дергаюсь, подумав, решил я. Есть потеряшки, есть место, где они пропали. То, что местные ни черта не обнаружили, совершенно не факт, что не выявим мы. Но если они «просто пропали и ничего не помнят» это будет… Не знаю как, но мне не нравится. Дико даже для пронизанной имматериумом реальности, и разобраться в ситуации надо, невзирая ни на что.

Прибыли нашедшие, но ответа на главный вопрос не дали. Увидели десяток рядом со складом, подошли, поговорили, доставили в часть, доложили.

— И вопрос наличия запаса воздуха вы не проверили, — мыслил вслух я.

— Никак нет, — развёл руками лейтенант. — Как-то и в голову не пришло, но он у них был, они же не корчились и не помирали. Правда, странные и заторможенные они были, — задумчиво признал он.

— Ну да, а у проводивших расследование здесь даже не возникло вопросов, а если возникли — подумали, что воздушной смесью снабдили вы, не уточняя, — зыркнул я на комиссара, виновато потупившуюся.

В ожидании потеряшек ознакомился с заключением медикуса. Лёгкое истощение, целый коктейль «остатков наркотических веществ» в крови, но каких — не указано. Потряс заключением медикуса, получил кивок и явку самого проводящего обследование через несколько минут.