– Мне показалось, это была просто идея, – он обернулся и все, что я боялась увидеть, отразилось на любимом лице. – Неужели ты могла обдумать это в одиночку и предложить на полном серьезе?
Я отвернулась, хмурясь. Стало мерзко и холодно. Деревья смеялись шумно и высокомерно. Опускающиеся сумерки давили на плечи неподъемной тяжестью. Так необходимо было почувствовать поддержку, его руки на плечах, его успокаивающую улыбку. Марк шел рядом, спрятав руки в карманах джинс и опустив лицо.
До машины мы дошли молча. За пятнадцать минут дороги домой единственной прозвучавшей фразой стало: «Наверное, дома нет хлеба». Закрыв глаза, я отвернулась к окну.
2.
Сообщение пришло около четырех утра. Нащупав под подушкой коммуникатор, я приподнялась на локтях. Потревоженный сигналом, Марк на мгновение привстал, посмотрел на горящий экранчик, и перевернулся на другую сторону. Я же читала краткую информацию о моем следующем «клиенте». В конце описания личности имелась приписка: «Осторожно, он из бывших наших». Я в замешательстве открыла прикрепленную фотографию. На ней в анфас, чуть морщась на солнце и белозубо улыбаясь, был запечатлен пожилой мужчина. В волосах седина. Из расстегнутого на три пуговицы ворота красной рубашки видна загорелая грудь в кучерявом седом волосе.
Закрыв фотографию, я продолжила читать. На второй фразе брови поползли вверх. Поднявшись на четвереньки, я осторожно перебралась через Марка и пошла на кухню. Положив девайс на стол, включила чайник. Оперлась на столешницу у хлебницы. Проверила, на самом ли деле не было хлеба. Да, Марк оказался прав и предусмотрителен. Как всегда, впрочем. Обернувшись через плечо, покосилась на телефон. Казалось, он наблюдал за мной с тем же сомнением, что и я за ним. Я чувствовала неловкость, как если бы телефон был живым человеком. Отведя от него взгляд, я обхватила себя за плечи и взглянула в окно. Раннее утро переливалось трелями птиц. Днем они так не слышны…
Чайник звякнул и выключился. Я размышляла над заданием, притаившимся в сообщении. Хотя, честнее сказать, я старалась очистить голову от мыслей о нем.
Достав чашку и банку с кофе, насыпала пару ложек. Посмотрела на телефон. Возможно, они ошиблись? Экран уже не светился. Коммуникатор лежал на том же месте, напоминая о себе ненавязчивым подмигиванием зеленого огонька. Сжав правый кулак, я тихо опустила его на столешницу. Вернулась с чашкой к телефону. Налила кипятка, всыпала три ложки сахара.
Еще молоко…
Наконец села и уткнулась подбородком в кулак. Аромат кофе окутывал густым облаком. Диод помигивал как ни в чем не бывало.
Моей целью был администратор Верховного Инкубата. Раньше о причинах мне не сообщали. Опустили их и на этот раз. Но в предшествующих семнадцати заданиях от меня требовалась мелко-детальная чистка. Например, заставить забыть о чем-то или о ком-то, уничтожить конкретные сведения и предметы. Сейчас задание звучало так: «До пятнадцатого июня сего года организовать несчастный случай со смертельным исходом». Подув в кофе, я притронулась к нему губами.
Вытащила стилус. Выбрала «ответить».
Написала: Вы ошиблись адресатом.
Отправить.
Вернув стилус на место, подошла к окну. Ведь есть у них для таких заданий девочки. Да и не нужно моих талантов для организации несчастного случая. Если администрация решила избавиться от главы Верховного Инкубата, то посылать на это нужно явно не меня. Я не пойду на это. Никогда.
Вздрогнув от сигнала, я прочитала ответ: «Адресат верный».
Снова вынув стилус, нажала «ответить». Внутри ворочалось волнение, тревога, страх.
Набрала: Я отказываюсь.
Осторожно, будто он мог взорваться, положила телефон на стол и выпрямилась. Правая ладонь сжималась и разжималась, выдавая волнение. Я не подписывалась на это. Я не обязана. И мне незачем волноваться. Все нормально. Никто не может заставить меня. Никто не может даже подумать о том, чтобы заставить меня. Даже не важно, о ком идет речь. Как они могли подумать, что я пойду на это? Вот так просто, приняв за очередное задание… Страх стремительно замещался злостью.
За что, интересно? С какой целью? Он ведь один из нас… Раз в декаду по четвергам он ведет или вел собрания, стоя на том же месте, что и старушка по вторникам. Какие вопросы они обсуждают? Чем он мог помешать?