– Я знаю, что это больно. Но это правда, девочка. И все же мы можем влиять на текущие процессы и подлатывать грядущее.

Я подняла к ней взгляд.

– Что мне делать? Я могу что-то сделать?

– Ну, дел полно… – вздохнув, она переключилась на деловой покровительственный тон. Перевернула страничку моего досье. Там была вырезка с одной крупной фотографией Дани и восемью поменьше – одноклассников. «Трагедия на выпускном вечере. Один школьник погиб. Восемь не приходили в сознание двое суток». Текст под фотографиями я знала наизусть. – Насколько я могу судить, ты необыкновенно сильна в прямом влиянии. Программками не увлекалась?

Я помотала головой. Не то, чтобы увлекалась. Больше останавливала и выживала…

– Не думаю, что ты готова для работы чистильщицы…

Я непонимающе тряхнула головой, но не стала перебивать.

– Знаешь, девочка, – решила она, – если хочешь помочь, присмотри за вымирающими особями. У вас там, в тайге тигры, в Африке львы. Если будет время. А нет, так копи. Через три года нам понадобятся все силы, какие можно собрать.

– А что будет через три года?

Я наблюдала, как женщина поднимается. Идет к аналою. Задумчиво складывает повестку дня. Собрав оборудование и сложив стремянку, осветитель шел к выходу.

– Я хочу дать тебе настоятельную рекомендацию в виде просьбы и предостережения, – вернула она ко мне взгляд. – Умерь свой аппетит, девочка. Во-первых, акцентируя такие объемы внимания на себе, ты лишаешь средств производства остальных. Во-вторых, при сохранении сегодняшнего накала через пару лет тебе будет сложно выжить физически. На тебя начнется охота. И спрятаться будет негде. Ты вошла в азарт, но с силой твоего… «таланта» это опасно, прежде всего, для тебя самой. Сейчас ты прячешься за спиной телохранительницы и отбрыкиваешься короткими командами. Через год тебя не защитит весь женский состав израильской и американской армии. А мы – не убийцы.

Я сглотнула и отвернулась. Что-то заставляло ей верить…

– И последнее. Эти собрания не обязательны, но желательны для посещения. Как ты понимаешь, мы не секта, чтобы к чему-то принуждать. О силах каждой из нас ты можешь судить по себе. Мы свободны, но иногда жизнь заставляет координировать намерения и действовать сообща.

Я поднялась.

– Я могу об этом написать? – спросила я тихо, с улыбкой. Потухшая звезда засмеялась в голос и сделала жест: валяй.

– Кто тебе может помешать? – она обернулась влево, громко крикнула: – Мы закончили!

Наверно, именно это повторила по-итальянски. Откуда-то издалека послышался ответ. Опять же по-итальянски. Я удивленно улыбнулась, взглядом моля о переводе. Она смеялась.

– Он сетует, что никого нет в исповедальне. Пойдем, – подняв свою огромную сумку, она взяла меня под руку и неторопливо направилась к массивным дверям. – Возможно, у тебя получится развеять миф о нашей исключительно отрицательной роли в истории. Девочки из правой половины всегда перегибали палку с визуальными эффектами. Все-то им театрального действа, все-то декораций. Даже сейчас… да… совсем недавно видела пленку. Я познакомлю, если хочешь. Перепончатые крылья, когтистые лапы: полный набор. Иногда мне кажется, что Валеджио пишет с натуры… Но правые не признаются.

Я засмеялась. Мы вышли в свежую римскую ночь.

Потухшую звезду тут же вежливо взяли под руку. Она махнула мне ладошкой на прощание и направилась к выходу с площади. Рядом замаячила Гриша, пытаясь амортизировать напор мужика, обнаружившегося на собрании Суккубата. Вблизи он был самым натуральным мужчиной. Без вариантов. Черная стильная бородка, зачесанные назад ухоженные волосы. Вполне спортивный и аккуратный вид. В летнем фисташковом костюме и легких кремовых туфлях. Я насмешливо поинтересовалась: