– Я не мог поверить, что ты это произнесла. Твоя Анька засмеялась: Лид, у такого урода как он просто нет иной возможности прикоснуться к тебе. Не серчай, старушка.

Не серчай, старушка. Именно так она и сказала. Галка со своими всхлипами перед каждым предложением не осталась в стороне. Она просто ржала, и это было похоже на истеричный плач.

– В тот день все изменилось. Мгновенно. Я убрался из этого коридора, но внизу мне кто-то сказал в спину… ты сама знаешь что.

Я смотрела на него, не веря. И прекрасно понимала, что он прав. Не предполагая, что я действительно могла это сделать, одним желанием могла превратить его жизнь в институте в ад, он просто знал, кому обязан. Все это время. Четыре года…

– Ты отомстил?

– Нет.

– Ну, что тебя останавливает? Вот она я. Виновница всех твоих бед.

– Ни что не останавливает. Мне это не нужно.

– Просто, святой, – я отвернулась к окну, когда Марк поднялся. Подойдя, он сел рядом.

– Ты помнишь с чего я начал? Чем бы ни были эти отношения для тебя, я хочу, чтобы между нами ничего не стояло. По крайней мере, с моей стороны.

– Нет никаких отношений, – ответила я жестко. Он чуть улыбнулся и посмотрел в огонь.

– Я сейчас виноват в том, что был честен?

Я закрыла глаза, хмурясь.

– Когда ты передумал? Почему?

Он как-то очень искренне пожал плечами и снова улыбнулся.

– Сначала ответь, почему хранимую до двадцати лет девственность ты отдала Уроду, которого искренне презирала.

– Ты хочешь откровенности за откровенность? – уточнила я. Он кивнул утвердительно. – Маммолог порекомендовал мне наладить половую жизнь. Я никого не любила. Не было никого, с кем я могла бы даже гипотетически завязать отношения. Ты был для меня временной шиной при переломе. Только доехать до травм пункта и выкинуть. Я знала, что никогда тебя не полюблю.

Он поднялся и отошел к камину. Подхватил по дороге мою бутылку пива, отпил.

Это не я начала… Мне твое признание вообще не уперлось. Подняв все это, ты не сделал хорошо никому. Если бы ты оставил эту тему в покое, все было бы проще… А теперь…

– Вот и все, на чем мы начали жить, – сказала я, – тебе стало легче?