Позднее Фуше прямо утверждал: «В 1789 г. монархия пала только благодаря ничтожности ее секретной полиции» [345].
…После 18 брюмера английская разведка, действуя через роялистов, начала готовить покушение на первого консула. Главным звеном заговора должно было стать привлечение на сторону Бурбонов популярного республиканского генерала Жана-Виктора Моро, которого считали соперником Бонапарта. Для этой цели в начале 1804 г. из Англии во Францию тайно отправился Пишегрю, в прошлом тоже генерал республики. Еще за несколько лет до этого Пишегрю принял сторону роялистов, за что был арестован, сослан на каторгу во Французскую Гвиану, бежал оттуда в Лондон, где открыто объявил себя сторонником «короля эмигрантов» — Людовика XVIII[346]. Встреча Пишегрю с Моро разочаровала роялистского эмиссара. Моро ничего не имел против свержения первого консула путем заговора, но и слышать не хотел о возвращении Бурбонов[347].
28 февраля 1804 г. полиция выследила квартиру, где скрывался Пишегрю; он был захвачен после отчаянного сопротивления[348]. Заговор был раскрыт, его руководители казнены. Однако Бонапарт счел уместным проявить снисходительность в отношении Пишегрю. Ему намекали, что в обмен на чистосердечное признание он может быть назначен губернатором Кайенны, которую предполагалось превратить в важный оплот французского колониального господства в западном полушарии. Но если планы первого консула действительно были таковы, тюремщики почему-то не известили о них бывшего генерала. Однажды в апреле его нашли в камере мертвым. Пишегрю покончил жизнь самоубийством.
Оставался главный обвиняемый — Моро, не имевший прямого отношения к заговору. Наполеону очень не хотелось, чтобы осуждение Моро выглядело как месть недавнему товарищу по оружию, опасному только из-за его военного таланта. Бонапарт отказался от предложения передать дело Моро как генерала в военный трибунал, в составе которого находились высшие чины армии. Это ведь означало бы, что обвиняемого судили лица, лично преданные первому консулу. С другой стороны, направлять дело в обычный гражданский суд было опасно, так как, учитывая популярность Моро, присяжные могли вынести решение о его невиновности. В результате сенат издал в феврале указ о приостановке на два года проведения судов с участием присяжных по делам о государственной измене.
Процесс Моро начался 28 мая 1804 г. в трибунале по уголовным делам. Генералу инкриминировалась попытка разжечь гражданскую войну и свергнуть законное правительство (тоже пришедшее к власти в результате военного переворота за четыре с небольшим года до этого). Моро утверждал, что советовал Пишегрю отказаться от участия в каких-либо действиях против правительства, а заговор считал слишком несерьезным, чтобы сообщить о нем властям. К тому же адвокат Моро доказал, что в данном случае неприменим закон, изданный еще Людовиком XI (вторая половина XV в.); а если так, то недонесение не является преступлением. Попытки найти предосудительные действия в прошлом Моро также не дали убедительных доказательств. Моро, учитывая смягчающие вину обстоятельства, был присужден к двухлетнему тюремному заключению. Наполеон заменил тюремное заключение изгнанием. Генерал эмигрировал в Соединенные Штаты; через девять лет он поступил на службу к противникам Наполеона и был смертельно ранен в битве под Дрезденом.
Бонапарт использовал раскрытие заговора не только для того, чтобы избавиться от Моро; ему удалось окончательно похоронить республику, на смену которой в том же году пришла империя.
Последний период существования наполеоновской империи (как и месяцы, предшествовавшие ее провозглашению) отмечен попыткой произвести военный переворот. В ночь с 22 на 23 октября 1812 г. республиканский генерал Киод-Франсуа Мале, которого долгое время держали в тюрьме, а потом поместили в лечебницу для душевнобольных, сумел бежать из заключения. В генеральском мундире он явился в казармы десятой когорты Национальной гвардии, предъявил подложное известие о смерти Наполеона в России и постановление сената о провозглашении республики. По приказу Мале были освобождены из тюрьмы его единомышленники генералы Лагори и Гидаль. Заговорщики быстро создали «летучие» отряды солдат десятой когорты для ареста высших чиновников. Префект парижской полиции барон Паскье был захвачен дома, когда он еще только одевался; аналогичная сцена произошла на квартире Демаре, уже 12 лет возглавлявшего отдел политической полиции. И наконец, заговорщики проникают в резиденцию самого преемника Футе — Савари, герцога Ровиго. Хотя наступило утро, министр полиции был еще в постели (он лег спать только в пятом часу, подписывая и отправляя многочисленные депеши). Впоследствии, через 10 лет, в своих «Мемуарах» Савари уверял, будто он лишь пожал плечами, когда ворвавшиеся во главе с Лагори солдаты объявили о смерти императора и решении сената. Но этот разговор был изобретен позднее автором «Мемуаров герцога де Ровиго» для удовлетворения ущемленного самолюбия. В действительности министра, едва успевшего натянуть платье, солдаты без всяких объяснений потащили в тюрьму, где его встретили Паскье и Демаре. Министром полиции становится Лагори. В те немногие часы, в течение которых продолжалось это дерзкое, отчаянное предприятие, Мале был неутомим. Он отправляется к парижскому коменданту Гюлену и, так как тот отказывается подчиниться «временному правительству», поражает его выстрелом из пистолета. Однако при попытке произвести арест других высших офицеров комендатуры — Дусе и Лаборда — самого Мале опознают и задерживают. Все было кончено[349]. Всего два офицера, которые поставили под сомнение известие о смерти Наполеона и начали энергично действовать против заговорщиков, привели «революцию», начатую генералом Мале, к мгновенному крушению[350].
Освобожденный герцог Ровиго быстро составляет текст официального коммюнике о попытке мятежа; в заявлении всячески маскируется глупое положение, в которое попала всезнающая императорская полиция.
Через четыре дня после краха заговора, 27 октября, начался процесс генерала Мале и других участников конспирации. Мале принял всю вину на себя и на вопрос председателя военного суда о том, кто его сообщники, гордо ответил:
— Вся Франция, даже Вы, господин председатель, если бы я преуспел.
Четырнадцати обвиняемым, включая Мале, был вынесен смертный приговор, два унтер-офицера помилованы. Приговор немедленно привели в исполнение, а Савари и его коллеги с понятным беспокойством и тоской ждали неминуемого разноса от взбешенного императора.
Вплоть до последних лет историки были склонны считать заговор Мале выступлением одиночки (возможно, даже не вполне нормального человека), имевшего только случайно подвернувшихся помощников. Не принимались во внимание данные, свидетельствовавшие о том, что заговор был связан с деятельностью тайного революционного союза «филадельфов». Один из руководителей наполеоновской полиции, Демаре, категорически отрицал сам факт существования этой организации, утверждая, что история деятельности ее основателя полковника Уде — это просто искусственно сведенный воедино рассказ о не связанных между собой действиях различных группировок противников Наполеона[351]. Этой же точки зрения придерживались некоторые крупнейшие историки, знатоки эпохи. Они считали данные о «филад ельфах» плодом мистификации известного французского писателя-романиста Шарля Нодье. Сведения о «филадельфах» крайне скудны. Однако, поскольку выясняется, что в основу книги Нодье об этом обществе, которая была издана им анонимно в 1815 г., положены некоторые действительные факты, все его сочинение заслуживают иной оценки, чем просто «забавная мистификация». Правда, Нодье пытался представить «филадельфов» склонными к роялизму, но так поступали в начале эпохи Реставрации и родственники казненных участников заговора Мале. К тому же Нодье признает, что основатель общества полковник Уде был республиканцем.
В книге приводятся данные о связи «филадельфов» с другими тайными обществами на юге Франции, в Швейцарии и Италии[352], причем как раз в районах, где факт существования этих организаций подтверждается данными, имеющими отношение к Буонарроти и его соратникам[353]. Нодье подробно говорит о роли «филадельфов» в организации выступления Мале. Судьи, отправившие на казнь генерала и его сподвижников, по-видимому, не располагали этими сведениями, что с удовлетворением отмечается в секретной переписке Филиппо Буонарроти. Этот замечательный революционер, в прошлом соратник Гракха Бабефа, очень высоко ценивший Мале, писал, что генерал — «пламенный республиканец-демократ, выступивший из темницы против императорского деспотизма для восстановления народных прав»[354].
В начале режима Реставрации, установленного во Франции, после крушения наполеоновской империи, большой отзвук нашел процесс маршала Нея. Мишель Ней принадлежал к числу наиболее талантливых полководцев Наполеона. Выходец из семьи простого бочара, он сделал быструю карьеру во время войн, которые вела революция, а потом наполеоновская Франция. «Храбрейший из храбрых» — так называл Нея император. Во время изгнания наполеоновской армии из России Нею удалось спасти остатки французских войск, которым грозило уничтожение или плен. После отречения от престола и первой реставрации Бурбонов, весной 1814 г., Ней перешел на службу к королю Людовику XVIII. И именно Нею, учитывая его авторитет, сразу было поручено двинуться навстречу Наполеону, который через год, 1 марта 1815 г., неожиданно покинул остров Эльбу и с горсткой приближенных, высадившись во Франции, начал свое триумфальное шествие по территории страны.
В первые дни после высадки парижская пресса лишь высмеивала корсиканского узурпатора; даже его быстрое продвижение через города, декларировавшие за сутки и даже за несколько часов до этого свою «верность» Бурбонам, выдавалось как свидетельство неминуемого близкого краха безумной авантюры. Людовик ХVIII объявил собравшимся по его просьбе иностранным дипломатам: «Сообщите своим дворам, что нелепое предприятие этого человека столь же мало способно нарушить спокойствие Европы, как и мое собственное спокойствие».
Однако изоляция Бурбонов нарастала изо дня в день. На ограде, окружавшей Вандомскую колонну, был вывешен плакат: «Наполеон приказал сообщить королю: не присылайте мне больше солдат, у меня их уже достаточ-. но»[355]. Ней, убедившись в настроениях армии, которая, за исключением кучки дворян-роялистов, не собиралась воевать против Наполеона, вместе со своими войсками перешел на сторону императора. 16 марта в публичной речи Людовик ХVIII уже сменил тон, но все же заверил собравшихся: «Как могу я в возрасте шестидесяти лет лучше кончить жизнь, чем умереть, защищая ее? Я ничуть не боюсь за себя, но я боюсь за Францию» [356]. Через три дня король поспешно сел в карету и, загнав лошадей, добрался до Бельгии.
В то же самое время в Париже был опубликован издевательский «катехизис для роялистов», который начинался с характерного диалога:
— Вы француз?
— Нет, я роялист[357].
Началось вторичное правление Наполеона — знаменитые Сто дней, закончившиеся поражением в битве при Ватерлоо и вторичным отречением от престола. В этом сражении Ней проявил свою обычную неустрашимость, под ним было убито пять лошадей, когда он тщетно пытался повернуть ход событий в пользу наполеоновской армии.