– Вам могло прийти в голову, что он такое о нас подумает? – спросила Карли и умолкла, прижав стетоскоп к руке Бенсона.

– Я догадался об этом, когда, поговорив по телефону, вернулся в комнату и увидел, как он смотрит на тебя, мне это немного польстило.

– Польстило? – Карли принялась измерять давление. – Вам польстило, что ваш внук решил, будто мы любовники?

Сто тридцать на восемьдесят. Уже лучше.

Карли довольно резко сорвала с его руки манжету на липучках.

– Только мужчина мог такое подумать, – проворчала она. – Но он к тому же считает, что я охочусь за вашими деньгами.

– Он взрослый сильный мужчина, Карли, а вы прекрасная молодая женщина. Его самолюбие уязвлено, только и всего.

– Уязвлено?

– Тем, что вы предпочли чудаковатого старикашку молодому красавцу вроде него.

Карли вздохнула.

– Я ведь даже не знаю его!

– Это не имеет значения. – Он поморщился. – Как давление?

– Немного повышенное. Вам сейчас совсем нельзя волноваться.

– Возможно.

– Совершенно точно.

Но Карли понимала, почему он все это затеял. В скором времени ему предстояла опасная операция, которая могла закончиться летальным исходом. Он хотел привести в порядок свои дела. Карли не могла понять, как можно было не общаться со своим ребенком тридцать три года!

Ее родители скорее согласились бы лишиться рук, чем отказаться от нее. И они до сих пор не пришли в себя после смерти сестры.

Карли ужасно скучала по родителям, а они скучали по ней. К горлу подкатил ком, когда она подумала о том, что они больше никогда не увидят ее сестру. В этом не было ее вины, и все же…

«Не думай об этом», – посоветовала она себе.

– Знаете, Дэй наверняка подумал бы то же самое, даже если бы узнал, что вы врач, – сказал Бенсон. – Бекетт ведь тоже так сначала решил.