– Это случилось, потому что я был неосмотрителен. На наших концертах Дворцы спорта были набиты битком, по пять-шесть тысяч человек, мы работали три-четыре концерта в городе. А здесь первые ряды не аплодировали вообще. Я вышел и сказал: «Ну да, я понимаю, что в первом ряду сидят люди особые, которые билеты не покупали». Кстати, это была правда, там сидел весь обком ВЛКСМ, им давали первые два-три ряда бесплатно. Сейчас это воспринимается как юмор, тогда – как оскорбление. Видимо, это кого-то задело, и на следующем концерте из зала начали раздаваться какие-то оскорбительные выкрики. Это были не зрители, а подставные люди. Явно несколько человек, которые решили таким образом отомстить за мое легкомысленное высказывание. Я признаю, что не стоило так говорить, надо было проглотить все, отработать и уехать. Но человек построен на эмоциях. На следующий день мы приехали на концерт, и на подъезде я увидел, что на улице стоят шесть тысяч человек, их не пускали в зал. Сначала подумал, что-то случилось, мы зашли с заднего входа на площадку и увидели на сцене экран, чтобы кино показывать. Мне директор коллектива сказал, что нам запрещают отрабатывать наши концерты. Тут вышел директор филармонии и сказал: «Юрий Михайлович, я с сожалением констатирую, что первый секретарь обкома партии приказал прекратить выступления, а вас – покинуть город». – «Нет, мы будем выступать, народ стоит, все на сцену, выкатывайте аппарат», – ответил я.
Мы вытащили все оборудование, подняли экран, в это время директор вышел к толпе у входа и сказал, что концерт состоится. К нему подбежали два человека в гражданской одежде, вывернули ему руки за спину и увели в машину. Мне запретили выезд за границу, сняли со всех показов по телевидению. Ну что ж, мы работали концерты, ничего страшного. Я продал 50 миллионов альбомов в этой стране, не в мире, а в этой стране. И если померить не советскими мерками, а международными – это были совсем мизерные гонорары.
Елена Юранто заказала в тот период семь Дворцов спорта в Финляндии с моими концертами, но ей позвонила «Международная книга» и сказала: «Юрий Михайлович отказался ехать». Понимаете? Отказался. Потом мы как-то встретились с Еленой в Каннах, посидели, я обстоятельно все рассказал. Она поняла, но это было уже после.
Однажды во время Московского международного фестиваля я обедал в ресторане гостиницы «Россия», ко мне подошел какой-то молодой человек латиноамериканского вида, кучерявый такой, и сказал на русском языке: «Здравствуйте. Я студент ВГИКа из Никарагуа. Мы сидим вот там, нас группа студентов. С вами хочет познакомиться мексиканская актриса кино Сокорро Бонилья». Я: «Ну пусть познакомится». Она подошла, села за стол и начала что-то лепетать по-испански. Я, конечно, ничего не понимал, но хлопал глазами. Такая красивая женщина, тайком только одна мысль-то закралась. И я ей отвечал: «Да. Ну да». Сокорро опять что-то по-испански, а я: «Да, да, да. Отлично». Мы поели, рассчитались, пошли на выход, она с нами. Я тому пацану говорю: «Слушай, меня там машина ждет». Смотрел на нее, а она в ответ такими глазами преданными, не встречал подобных – мексиканский сериал наяву. И я стал лихорадочно соображать, что мне делать. Неудобно же огорчить женщину и сказать: «Мы поехали, до свидания». Поэтому предложил: «Ну, садись». Она села в машину, мы поехали в Выхино, где я тогда жил. Это было добровольное похищение – она приехала на Московский международный фестиваль в составе делегации и пропала со мной. За десять дней она не сходила ни на один показ, только звонила кому-то, докладывала, где находится. Ну а потом все – жизнь берет свое, появляются новые интересы, все это ушло в прошлое.
На одном из Московских кинофестивалей за мной был зарезервирован столик. Обычно после просмотра кино все артисты, международные звезды собирались в этом ресторане. Я сидел за своим столиком, ко мне подошел мой знакомый и сказал: «Юрок, слушай, тут Настасья Кински приехала, она с просмотра, голодная, весь ресторан забит, можно к тебе сесть?» – «А сколько их?» – «Вот я, она с мужем». – «Ну, давай». Все сели, я попросил у официанта черную икру для нее, намазал бутерброд, даю ей его, а она взяла его и вдруг берет мою руку и целует меня! Звезда мирового кино. В ту пору она сверкала, это было ее время. Так мы познакомились, виделись потом.
Не знаю, что сейчас происходит, но день протекает мгновенно, месяц, год. Знающие люди говорят, что Земля стала быстрее вращаться. Почему так скоро все идет? Я сделал много ошибок, хотя человек очень осторожный в отношениях. Жизнь так складывалась, что невозможно было без промахов. Нет людей, которые бы их не совершали. Надо вовремя все исправлять. Я бы написал себе молодому так: «Юрок, не делай столько ошибок, которые ты совершил в своей жизни, не делай! Будь осмотрительным».
Дарья Донцова
По воле судьбы
– Мне запрещали входить в папин кабинет, а у него на столе стояла коробочка деревянная, в которую он сбрасывал мелочь из карманов. А я туда залезала, вытаскивала монетки и покупала себе мороженое. И как-то я полезла в эту коробочку, это нельзя было делать, и вдруг зазвонил кремлевский телефон. А я не знала, что он кремлевский, взяла трубку и говорю: «Алло, это Грунечка». – «Грунечка, а папа-то дома?» – «Папы нет». – «А где же он?» – «Мой папа работает на благо советской Родины», – вот так я, маленький октябренок, тогда ответила. Папа приехал вечером домой с огромной коробкой, в которой лежала кукла невероятной красоты, глаза у нее открывались и закрывались. Он мне принес и сказал: «Это тебе от дяди, с которым ты разговаривала сегодня по телефону. Никогда не бери эту трубку».
У папы был приятель Макс Полянский – известный в советские годы писатель, он увлекался фотографией и сделал фото на даче в Переделкино, это был постановочный кадр – папа работал на веранде, а я стала отнимать у него пишущую машинку, любила тогда сидеть и нажимать на клавиши. Отец был еще и секретарем парторганизации Московского отделения Союза писателей, хотя всегда говорил, будто у него два класса церковно-приходской школы. Он рассказывал, что его из этой школы выгнали за то, что священнику, который вел уроки, подсыпал в нюхательный табак перец. Потом я прочитала эту же историю у другого писателя-классика, и поняла, что папа просто взял ее из книжки. После смерти отца выплыл документ о том, что он окончил в Питере Военно-морскую академию. Папа всегда говорил, что родился в 1907 году, но нашлась его книжка, выданная сотруднику ВЧК КГБ в 1921 году по ранению. Это же сколько ему было лет, если он 1907 года? Я знала, что у отца был знак «ВЧК КГБ 50 лет» за номером семь. Он очень этим знаком гордился.
Помню такой момент: у меня была няня немка, я сидела, учила немецкий язык дома, и что-то никак не получалось. Дома был папа, это редкий случай. Он зашел ко мне в комнату, спросил, что я делаю, а я пожаловалась, что у меня не получается упражнение. Отец подошел, перегнулся через меня и сказал: «Ты знаешь, ну чисто зрительно, мне кажется, нужно это слово поменять с этим». Хотя отец не знал немецкого. Я поменяла, упражнение сложилось. Как-то отец поехал в ФРГ, у него выходила там книга, и взял меня переводчицей. Мы жили дома у издателя Отто Загнера, и я переводила ему разговор с господином Отто. Потом я выяснила, что господин Отто все-таки понимает по-русски. В записной книжке отца есть страница, написанная по-немецки. Я отдавала ее графологу, и мне сказали, что человек не только писал, но и думал на немецком.
Папин бестселлер «В час дня, Ваше превосходительство» начинается с простой строки от автора: «Я задумал написать книгу о советских разведчиках, действовавших во время Второй мировой войны». В нашем доме жил Константин Михайлович Симонов, и они с папой были в очень хороших отношениях. Один раз он зашел к нам домой, был какой-то праздник. Разговор зашел о работе газеты «Красная звезда», и Симонов, который там работал всю войну, о чем папа знал, спросил отца: «Аркадий Николаевич, вы как бы в «Красной звезде» войну прошли?» Папа ответил между делом: «Да». А я смотрю и вижу на лице Симонова такая улыбка, даже не могу описать. Он ничего не сказал.
Была еще одна странная такая деталь для той поры, когда с внебрачными связями было значительно строже, чем сейчас. Я родилась в 1952 году, и тогда же моей маме и бабушке пришло письмо о том, что их выселяют из Москвы как членов бывшей семьи врага народа. Муж моей бабушки, Стефан Михайлович Новацкий, был управделами НКВД и ушел в ссылку по делу Тухачевского, но он сразу понял, что все плохо, и они с бабушкой за год до этого оформили официальный развод. Дедушка уехал жить на другую квартиру. Но мама рассказывала, он никогда не переставал быть бабушкиным мужем. И в 53-м году вышел указ, что нужно отселять и всех бывших жен, и детей от первого брака. Мне еще не было года. И тогда мой отец сказал маме: «Тамара, мы с тобой идем срочно жениться, я беру тебя замуж. Ссылка, так ссылка. Едем вместе». Они пришли в загс, стали стучать в дверь, было закрыто. Открыла заплаканная женщина, папа ей говорит: «Да что такое? Загс закрыт. Мы пришли жениться». – «Какой жениться, сегодня умер Сталин». Папа повернулся к маме и сказал: «Вот же нам повезло».
Папа умер, когда мне только исполнилось 20 лет, он похоронен на Новодевичьем кладбище, за могилой Никиты Сергеевича Хрущева. У нас очень долго с родственниками Хрущева одна лейка была, и мы ее прятали за елками. Когда мы вернулись после похорон отца, вошли в его кабинет, в стене была дырка от снятой картины – скорее всего там был сейф, который унесли со всеми документами. Был срезан кремлевский телефон. Мама с бабушкой даже не удивились.
Аркадий, мой старший сын, родился на сороковой день после смерти папы. Не очень хорошо совпало, но я тогда молодая была и не очень придавала значения таким совпадениям. Это было 29 сентября, вдруг пошел снег огромными хлопьями. Акушерка держала моего ребенка на руках, и в этот момент прилетел голубь, прям налип на стекло. Акушерка сказала: «Душа прилетела». А у меня началась истерика.
Моей первой любовью был француз. Этот человек был на 20 лет меня старше, у нас случилась долгая и печальная история любви, которая не могла закончиться ничем хорошим, так как он был женат, его жена жила в Париже. Однажды он сказал, что едет в Париж, чтобы развестись, и не вернулся. Потом спустя очень много лет мне позвонила женщина, француженка, и сказала, что она приехала в Москву и ждет меня в Шереметьево, чтобы что-то передать. А я уже была замужем в третий раз, за Александром Ивановичем. Я ей сказала: «Простите, пожалуйста, кто вы?» Она мне назвала имя и фамилию этого мужчины. Я примчалась в Шереметьево, там стояла очень пожилая женщина, она поздоровалась и назвала свое имя. Я поняла, что это его жена. Она на меня посмотрела и сказала: «У меня не было возможности с вами связаться никак, и в конце концов я вас нашла. Вот это было написано вам». Она отдала мне бумажку и рассказала, что они давно собирались развестись, что она вышла замуж за другого человека, а этот мужчина попал в аварию и умер. Спустя много-много лет я узнала, что он меня не бросил, он просто умер, это было так неожиданно. В бумажке было написано, что он взял билет в Москву. Он сказал как-то ей, что «есть девочка в Москве, которую он привезет в город Париж».
С первым мужем мы познакомились в Коктебеле, это был курортный роман, его звали Дмитрий Демин. Мы с подругой поехали на юг вдвоем, я была студенткой первого курса. Вместе мы прожили месяц-два и разошлись. Со вторым мужем мы познакомились на моей свадьбе с первым, он был у нас свидетелем. Я влюбилась с первого взгляда, потому что он был очень похож на мою первую любовь, француза. Со вторым мужем мы прожили вместе семь лет. Борис Гурьевич Капустин – прекрасный человек, умный, добрый. Сейчас он преподаватель Йеля в Америке, профессор, человек, который научил меня работать. Он очень порядочный, с прекрасными, изумительными родителями из города Екатеринбурга. Мы с ним хорошо жили, но чего-то не было ни у него, ни у меня. Через семь лет мы поняли, что прекрасные друзья, но не муж и жена. У Бори потом удачно сложилась судьба – он нашел женщину, которую очень полюбил. Я через три года после развода встретила Александра Ивановича, и стало понятно, что до него я ни разу не была замужем.
У меня была соседка по старой квартире – Алена. Один раз она пришла ко мне и сказала: «Мне надоело, что ты такая одинокая, в парусиновых тапках зимой. Тебе надо выйти замуж. У меня есть идеальный для тебя кандидат, Саша Донцов». Я ответила: «Да никогда. Не хочу замуж. Зверь по имени Груня Васильева в неволе не живет. Я это уже попробовала. Все, хватит». Потом она меня позвала к себе на день рождения. Я пришла и увидела – сидит молодой человек с бородой. Мне показалось, что он старый, в костюме, с галстуком. Около него пустой стул, поняла, что это мне, и это он, тот самый вариант. А я еще подслеповатая, смотрела и думала: «Ой, елки, это вот совсем не мое». Александр Иванович потом рассказывал, что он подумал: «Ну и фря». Алена меня посадила, он сказал: «Разрешите, пожалуйста, я положу вам немного салата». Я подумала, что это точно не мой человек, и мы больше с ним не разговаривали за весь вечер. Алена была ужасно расстроена, но решила не сдаваться, человек она очень серьезного настроя. Через неделю позвонила мне в дверь и сказала: «Идем к тебе с Донцовым. Мы обсуждаем мою диссертацию. У меня нельзя курить, у тебя можно, на лестнице холодно. Мы пришли».
Я впустила, мы просидели до ночи на кухне, забыв про ее диссертацию. В двенадцать Алена встала и сказала: «Полночь, метро закрыто, такси не поймать. Ты остаешься спать у Грушки». Александр Иванович занервничал, как ребенок, говорит: «А как я останусь? У меня нет зубной щетки». Алена жестом фокусника из большой кофты вынула новую зубную щетку. Я ему сказала: «Прости, пожалуйста, Саша. Я конкретно не хочу замуж. У меня два развода. Мне мужчины вообще не нужны и не нравятся». Он так обрадовался и сказал: «А я год тому назад развелся. Боже мой, я совершенно не собираюсь жениться. Пошли пить чай».