К моменту поездки в Канны Сергей Федорович уже жил со мной и с моими родителями. А дальше был фильм «Судьба человека» – первая режиссерская работа Бондарчука. И он стал для нас определенным водоразделом, поделив жизнь на до и после.
Был Новый год, и мы встречали его вместе с нашими актерами. И там произошел очень некрасивый инцидент между Иваном Пырьевым и Сергеем Федоровичем. Пырьев очень некрасиво встал в позу и сказал: «У тебя есть актерская профессия, куда ты лезешь на место режиссера?» И это был единственный раз, когда Сергей Федорович кого-то просил, буквально умолял: «Я должен снять этот фильм. Если я этого не сделаю, значит, жизнь моя не состоялась». Вот так рассказ «Судьба человека» на него подействовал.
И в результате этот фильм имеет особое звучание до сих пор! Потом Папа Римский Кароль Войтыла пригласил Сергея Федоровича на аудиенцию и сказал: «Я хочу поблагодарить вас за „Судьбу человека“, потому что я разрешил в школах и в высших учебных заведениях показывать эту картину как самый милосердный фильм».
Были разные премьеры «Судьбы человека», но самая страшная была в Западном Берлине. Мы вошли в черный зал, женщин там не было, сидели одни мужчины. Когда кончился просмотр, мы встали, начали выбираться из зала через ряды, прошли один, второй, третий, и стоит тишина, мертвая тишина, а нам надо еще идти до выхода. Мы идем, такое впечатление сейчас застрелят нас. Тишина. Зрители сидят, даже не провожают взглядами – такие застывшие. И вдруг раздались аплодисменты. Вот такого зала, такого ощущения, которое оставил фильм «Судьба человека» на зрителей, мы нигде не испытывали с Сергеем Федоровичем.
– Андрюшка, а ты знаешь, кто я такой?
– Кто?
– Я твой отец.
– Папка, родненький. Я знал, я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь, родненький, папа!
– У каждой картины есть свое «послесловие». И вот это – «папка, родненький, я знал, что ты меня найдешь, все равно найдешь» – в детях, которые потеряли родителей, отцов, породило желание увидеть Бондарчука. И бывали такие дни, когда мы выходили на улицу, чтобы ехать на работу, и внизу мы видели сидящих детей. Они, наверное, сбегали из детдомов и видели в Бондарчуке папку. Это очень тяжелая тема для меня.
Еще из этого фильма в народ ушли слова: «После первой не закусываю». В поезде и в других местах люди часто подходили к Сергею Федоровичу, повторяли эту фразу и предлагали выпить. А он отвечал: «Извините, но нет. Я так могу и спиться!»
А потом была картина «Война и мир». Многих завистников тогда злило, что сложнопостановочная картина «Война и мир» не вышла из бюджета. Но без армии, без военных эта картина не состоялась бы. И, разумеется, она не получилась бы без таланта всей съемочной группы. Все делалось на прищепочках, на веревочках, бесконечно что-то придумывали. Но самым большим врагом «Войны и мира» оказалась пленка. Например, сняли сложную сцену, и через некоторое время к Сергею Федоровичу подбегают и говорят: «То, что мы сняли, – все брак. Надо переснимать». Или целый день Бондарчук снимался с Борисом Захавой, который играет Кутузова, сложный грим, разные ракурсы. Приходит пленка и на ней на лбу у всех написано: «Шосткинский химкомбинат „Свема“». Можно с ума сойти.
Но, несмотря ни на что, картина состоялась. Мне очень запомнился один момент. Была премьера «Войны и мира» на «Champs-Elysees», и передо мной сидел военный человек. Какой прямоты он был! Я то на экран смотрю, то на этого человека. И вдруг он одним пальцем до лица дотронулся. Я думаю: «О, слеза». А потом был перерыв, и меня отвели в какую-то комнатку, где стояли несколько женщин с первых рядов, наверное, очень важных женщин. У одной из них было обнаженное декольте и очень красивое, необыкновенное украшение. Она так смотрит на меня и говорит: «Вы тоже титулованная?» Она же только что видела на экране графиню Безухову. А я говорю: «Нет, нет, я актриса, которая играла только что „титулованную“». «А-а-а», – сказала она. И я ей была в тот же момент не интересна, но в это время вошел человек и сказал: «Ирина Константиновна, вас просят». И нас подвели к премьер-министру.
Во время съемок «Войны и мира» на свет появились наши с Сергеем Федоровичем дети. Алена родилась, когда работа над картиной только начиналась, а когда съемки заканчивались, появился на свет Федя. Сергей Федорович к ним относился как к взрослым. Я помню такую картину – Аленка сидит на диванчике, а Бондарчук стоит перед ней и говорит: «Сейчас я буду читать тебе стихи». Потому что Алена очень много стихов знала. И он начинает ей читать: «Духовной жаждою томим…» Аленка сидит. Потом он закончил читать, пауза. Она вздохнула, развела ручки и сказала: «Ну, папочка, эти стихи уже не для детей!»
Вообще, что касается семьи, Сергей Федорович никогда не повышал голос, но я однажды произвела «акт», за который мне очень стыдно. Мы снимали в Ужгороде и оттуда привезли молодое вино. Уже в Москве Гиечка Данелия и Сергей Федорович долго разговаривали и пили его. А Бондарчук никогда не пьянел. Он мог выпить виски и не захмелеть. И с ними был третий человек – один режиссер, которому совсем нельзя было пить. Мы сидели с его женой в другой комнатке, и она испуганно сказала: «Ой, он сейчас выпьет». А бадейка с тем самым вином стояла рядом с Бондарчуком. Я тихонько, спокойненько подошла к Сергею Федоровичу, взяла эту бадеечку и тихонько стала лить ему на голову вино. И все вылила на него. Сергей Федорович не пошевелился. И, наверное, целый месяц у нас никаких ни разговоров, ничего не было. Чуть позже я извинилась и была прощена.
Борис Корчевников: В книжке отца Тихона Шевкунова есть глава о том, как уходил из жизни Сергей Федорович. Для меня она одна из самых сильных: «Он лежал в большой комнате с наглухо зашторенными окнами, болезнь очень изменила его. Я сообщил, что сейчас мы будем готовиться к исповеди и причащению.
– Но я не знаю, как это делать? – сказал Бондарчук доверчиво.
– Я вам помогу, но только веруете ли вы в Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа?
– Да, да, я в него верую, – сердечно проговорил Сергей Федорович…»
– К нам вышел отец Тихон. Мы были вместе – я, Алена и Федя, – и он сказал, что Бондарчук исповедовался. Тяжело вспоминать.
У меня после Сергея Федоровича было плечо дочери Аленушки. Она все впитала от Бондарчука. У нее была несладкая жизнь, однако Алена меня очень поддерживала, и она почти так же ушла, как Сергей Федорович. Один в один. Та же болезнь. Просто Алена была дочерью своего отца. Теперь рядом со мной Федор. Сейчас глава моего дома, моей души, моей жизни – он.