Сделав усилие, Коловрат чуть отстранил от себя жену, продолжая любоваться ею: с распущенными волосами и в ночной одежке – посреди ночи разбудил все-таки – она была чудо как хороша.

– Ты прости, Ладушка, – проговорил воевода, – я ж с дороги. В земле весь измазался, пропотел. Как конь ретивый сюда торопился. К тебе. Мне бы только умыться с дороги, исподнее переменить, а после и помилуемся. Времени у нас мало. Поспешать надо. Война, сама понимаешь.

Лада нехотя выпустила мужа из объятий и ушла убаюкивать сына, который проснулся от шума и грохота, устроенного вернувшимся воеводой. Заходя в сени, Коловрат случайно задел в темноте пару кадушек и коромысло.

Ратиша давно спал в отведенной ему комнатушке. А Коловрат, несмотря на дикую усталость, не смог отказаться от баньки посреди ночи, которую истопил ему заботливый Захар. Приказчик и сам пришел в неописуемый восторг от радостей жизни, которые вновь оказались ему доступны после месяцев скитания по холодным лесам и жизни в землянках. То, что татары стояли у стен города и могли нагрянуть в любой момент, лишив его этой жизни, ничуть приказчика не останавливало. Даже наоборот, заставляло любить жизнь еще сильнее.

– Может, в последний раз, – заявил он боярину. Тот подумал и согласился.

Захар тоже попарился в баньке после боярина и даже выпил с ним ковшик медовухи. После чего Коловрат прогнал вконец разомлевшего приказчика, отложив все дела до утра. А сам направился в спальню, выгнал всех нянек и нырнул под одеяло к женушке. Спящего сына, на которого воевода долго любовался со слезами на глазах и даже поцеловал во сне, унесли в детскую.

– Истосковался я, Ладушка, – прошептал Коловрат, обшаривая теплые выпуклости и впадины на ее мягком теле, – ох, истосковался.

– Так ты ж устал и разомлел после бани, – забеспокоилась жена, – того и гляди, уснешь. Может, лучше с утра?

– Я-то? – обиделся Евпатий, собирая последние силы. – Да я воевода. Я еще и тебя пять верст пронести смогу, ежели потребуется.

Но Лада лежала в сомнениях, приобняв мужа.

– Нет у нас времени, Ладушка, – пошел на хитрость воевода. И, кивнув головой куда-то темноту, пояснил: – Может, в последний раз.

– Ну, коли так, – сдалась жена.

И широкая боярская кровать скрипела почти до рассвета, заставив ходить ходуном весь терем. А няньки провели бессонную ночь, только успевая креститься при каждом стоне боярыни, вырывшемся из спальни.

К счастью, ночью татары на приступ не пошли. Никто из сотников к нему гонцов не прислал. И воевода смог-таки выспаться после всех приключений, что выпали на его долю за последнее время. Проснувшись веселым и бодрым, Евпатий оставил изможденную жену набираться сил в постели, а сам выбрался из нее потихоньку. Натянул сапоги мягкие да одежду домашнюю и, выпив из крынки холодного молока, направился в тайную комнату. Захотелось боярину вновь взглянуть на свои находки, что держал в секрете от остальных. Не только у князя Рязанского тайны имелись.

Комната эта была обустроена под самой крышей терема и окон не имела. Конечно, приказчики о ней ведали, сами ведь не так давно терем перестраивали. Но попасть в нее не могли. А ход в тайную комнату хоть и вел из закутка прямо с лестницы, но дверка была специально устроена такой узкою и низкою, что больше походила на чердачный лаз. Чужие здесь не ходили. А незнающий человек легко мог мимо пройти или ошибиться. На то и был расчет.

Хотя широкоплечему боярину самому было трудно влезать туда, но он специально приказал устроить здесь такой вход. Чтобы всякому человеку, ростом выше ребенка, неудобно было как входить, так и выходить. Придумал это боярин на тот случай, если вдруг кто-то прознает про его тайны и непрошеным гостем заявится.

Оглянувшись и отперев в тишине тяжелую дверь потайным ключом, что висел у него на шее рядом с крестиком, Евпатий тихо, как мышь, пробрался внутрь. «Сколько же у меня ключей имеется, тайные дверки отпирающих», – невольно усмехнулся про себя боярин, ощупывая на кожаном поясе второй ключ с мудреной головкой, которым еще вчера отпирал подземный ход княжеский.

Боярин пошарил вокруг на ощупь, нашел кремень с кресалом, затем воткнул в подставку и зажег припасенный на такой случай небольшой факел: окон-то не было. Обвел пристальным взглядом свои тайные закрома: в тесной каморке под крышей все пространство было использовано до последнего вершка. В центре стоял небольшой крепко сбитый столик, на котором мог разместиться только один ларец или сундук средних размеров. Вдоль длинной стены имелось несколько массивных полок, на которых расположился пяток крепких сундуков, обитых металлическими скобами. Сундуки стояли вперемешку с ларцами разной величины. Самые тяжелые – на полу.

Все сундуки отпирались тем же ключом, что и вход, но вдобавок имели несколько секретов, известных только боярину. Каждый сундук делали тайно, по специальному заказу Коловрата, в собственных ювелирных мастерских. Но сработали их разные мастера, даже не подозревая друг о друге. Так что подобрать ключик ко всем секретам сразу не смог бы никто, кроме самого заказчика.

Особую гордость у Коловрата вызывал один из ларцов, особенный. Он был среднего размера, но целиком кованный из металла. Такой не сгорит и во время пожара. Этому ларцу Евпатий доверял самые сокровенные тайны. В нем хранил найденную после нападения на поезд Федора пряжку. Теперь тайну пряжки раскрыли – правда, сколько людей до тех пор полегло. И сколько еще помрет. Но сейчас Коловрата интересовали две другие вещицы, тайну которых только предстояло раскрыть.