Несмотря на осадное положение, жизнь в Рязани шла своим чередом. Редкие прохожие брели вдоль ограды по делам. В церкви гулко ударил колокол. Вздрогнув от неожиданности, боярин посмотрел на Спасский собор, в котором крестили его сына. Собор резко выделялся на фоне серого неба. Затем перевел взгляд на купола Борисоглебского собора, едва различимые у самой дальней крепостной стены с одноименной башней. Зияющая черная дыра, что осталась на месте рухнувшей во время землетрясения златоглавой башни с крестом, была видна даже отсюда.

– Идем, – приказал, наконец, Евпатий своим спутникам, перекрестился и первым направился в холодную.

Проскрипев по хрустящему снегу сапогами с десяток шагов, боярин обошел терем, и зайдя со двора, остановился перед узкой неприметной дверцей, которая вела в подземелье. На всякий случай, скорее по привычке, чем по большой надобности, Коловрат осмотрелся. С этой стороны терема сходились два высоких забора – его и ограждавший землю покойного боярина Святослава. За забором у соседа виднелся большой амбар без окон. В тереме Коловрата на эту сторону окна тоже не выходили. Место было глухое и от чужих глаз спрятанное. Но даже если бы боярин задумал сделать эту дверку рядом с сенями – кому какое дело, что он хранит в своем подполе. Сколько ни лазай туда хоть на глазах у всей улицы, никто не догадается, что там хранится, окромя припасов. И все же —предусмотрительный боярин жил согласно пословице «береженого бог бережет».

– Отворяй, – приказал Евпатий, убедившись, что вокруг никого нет.

Захар подтянул связку ключей, что висела у него на поясе, нащупал нужный и отомкнул массивный замок. Толкнув дверь, воевода первым шагнул в холодную, поклонившись двери, чтобы не ушибить голову о низкий проем.

Здесь царил полумрак, как и полагалось подземелью. Но никаких припасов, конечно, не было.

– Ратиша, запали факел – сказал воевода, – вон там, сбоку на стене прилажен.

– Да помню, Евпатий Львович, – кивнул Ратиша, ухмыльнувшись, словно на него накатили приятные воспоминания, – уж сколько народу здесь перебывало по делам твоим. Со сколькими я здесь перебеседывал. С железом каленым, али просто так, с дубиною.

– А монаха латинского помнишь? – не удержался Коловрат. – Который под вашим с Макаром присмотром тут яду наглотался?

– Так то ж не моя вина, Евпатий Львович – ответил Ратиша, который нащупал факел и стоял, согнувшись в три погибели, пытаясь высечь искру. – Ей-богу. Я ему только чуток железом по ребрам тогда провел для острастки и все. От этого помереть невозможно. А яд он проглотил уже опосля, когда его Макар по нужде выводил.

– Оба молодцы, – смилостивился боярин, хлопая себя ладонями по плечам, чтобы согреться, – только мы так и не узнали, что в том письме было. Ну, скоро ты?

– Сейчас… готово, – доложил Ратиша, когда в его руках запылал ярким светом факел.

Невысокое, но довольно обширное помещение осветилось. В зыбком свете факела стал виден холодный подвал: земляной пол, разделенный на квадраты многочисленными столбами. В дальнем углу было разбросано сено и бревна. Почти на всех столбах имелось множество приспособлений для того, чтобы держать здесь особо неразговорчивых пленников – кольца, цепи, деревянные кандалы. На службе княжеской все это могло пригодиться в любой момент.

– Не пойму я только, Евпатий Львович, а меня-то зачем позвал? – удивился Ратиша, разглядывая знакомые ему приспособления в свете факела. – Али с кем пообщаться решил?

– Нет, Ратиша, – ухмыльнулся боярин, – я решил проверить кое-что, а заодно и тебя еще к одному таинству приобщить. Ибо может пригодиться. И мне. И тебе. Жизнь сейчас сложная. Неизвестно наперед, сколько ее осталось. Все равно ведь, после того, как ты про ход княжеский сведал, стоит она не много, сам понимаешь.

Ратиша хоть и был не робкого десятка, вздрогнул, оглянувшись по сторонам. Но никто на него с ножом не бросался.

– Ну, Захар, – приказал воевода, – теперь показывай гостю, где наш вход прячется.

И поймав недоверчивый взгляд, добавил:

– Давай, давай, не томи. Ратиша с нами теперь до конца пойдет, чтобы нам ни выпало.

Захар вздохнул и пошел выполнять наказ боярский. Пробрался в дальний угол, где были небрежно, на первый взгляд, свалены бревна и солома. Откатил несколько самых тяжелых. Затем нащупал в зыбком свете факела прикрученное к столбу кольцо и пропущенную через него почти незаметную цепочку, прикрепленную к кандалам на полу. Потянул на себя. Тотчас в полу что-то зашелестело, скрипнуло, кандалы вдруг поднялись – и открылась квадратная дверца, снаружи напоминавшая кусок земляного пола. У Ратиши аж рот открылся от удивления. Он покачнулся, едва не уронив факел. Одно из приспособлений, на первый взгляд предназначенное для пеленания пленников, на деле служило совсем другим целям. Захар намотал цепочку на гвоздик, чтобы крышка не захлопнулась.