Глянул дьяк на Афоньку, тот весь так и задрожал, даже зубы во рту застучали.

— Государь милостивый! — взмолился он. — Сирота я бесталанный! Помилуй ты меня, холопа твоего! Не вели казнить!

— Как все подлинно скажешь, как попу на духу, так и не казнят тебя, — сказал Алмаз Иванов.

— Все скажу, государь милостивый! Как на духу, — торопился Афонька.

— Ну, говори. Ворожил Ондрейка, порчу насылал, зелье колдовское варивал? Кости человечьи у себя в горнице держивал? — спрашивал дьяк.

— Варивал, государь, зелье. Не сказывал мне в те поры, что колдовское. Кабы ведал я, ох, и к печи б не подошел. — Афонька задергал руками, да они были крепко связаны. Слезы так и бежали у него по лицу. — Помилуй меня, государь!.. И кости человечьи у его, государь, были. Ворожей он, государь. А меня по неразумию моему… Как я сирота горький…

Алмаз Иванов опять начал сердиться.

— Сказывай, какие наговоры Ондрейка приговаривал, как порчу насылал, — сказал он.

— Скажу, государь, не гневись лишь. — Афонька еще сильней задрожал. — «Стану я… на дерево… горюч-камень… Пойду я… на море-окиян… И как оно сохнет, чахнет… Помилуй, государь, запамятовал я…

— Ладно, — сказал Алмаз Иванов. — А то памятуешь, что те наговоры Ондрейка приговаривал, как зелье варил, да порчу насылал?

— Памятую, государь, памятую…

— Афонька! — крикнул вдруг Ондрейка. — Побойся ты бога!

— Молчи, вор Ондрейка, — закричал на него дьяк. — Ведаем мы ноне про все твое ведовство и колдовство. И про смертное убойство ведаем. Не поспела, знать, твоя жонка послухов накупить. Сыщем и про твое умышленье на государское здоровье. Быть тебе, Ондрейка, в срубе сожженным. — Бориско, — обратился дьяк к подъячему. — Всех приводных людей за караулом держать. Домой никого не пущать.

— А квас-от мой, государь, как же?.. — крикнул было Прошка, но стрельцы уже гнали всех в заднюю дверь.

— Чуешь, Юрий Ондреич, каков малый-то! — сказал дьяк, как за приводными людьми закрылась дверь. — Горюном прикинулся, а выходит самый злой вор и богоотступник. И убойца смертный! А у князь Никиты-то Одоевского с им добрая по̀знать была. Я для князя опросный лист приготовил. Когда государь назначил боярам допрос ему чинить?

— А я, Иваныч, тово, путем-то государя не спрошал. Смутен больно ноне государь. Да ты не сумлевайся. Ноне же поговорю государю. Завтра аль бо после завтрава и позовем князь Никиту. И тебя я в те поры вверх[50] возьму.

— И Фынгаданова дохтура допросить бы надо поскорея для того, как Ондрейка на государское здоровье умышлял.

— Про дохтура-то я сказывал. То не ближний боярин. Государь дозволил Фынгаданова в Приказе допросить. Тебе лишь молвить запамятовал я.

— Ин ладно. Допрошу немца, Юрий Ондреич, и тебе доложу.