Анна осталась чрезвычайно довольна отъездом Мальборо за границу, назвав его «само по себе разумным», но отказала ему в возможности нанести ей прощальный визит. Сара присоединилась к мужу на континенте в начале следующего года. На самом деле герцога было еще рано списывать со счетов. Он отправил своего квартирмейстера Кэдогана в Гаагу, дабы попытаться организовать международное вторжение в Англию. Там генерал встретился с представителями Голландии, Ганновера и посланником императора Священной Римской империи, проинформировав их, что только осуществление «революции» в Англии может предотвратить реставрацию Стюартов на троне. Мальборо дал заверения в том, что «как только соединенные силы голландцев и Ганновера произведут вторжение, зять герцога, граф Сандерленд, и Джеймс Стэнхоуп будут координировать события в Англии».
После мучительных и длительных переговоров 31 марта 1713 года полномочные представители Великобритании на переговорах в Утрехте подписали мир с Францией и Испанией, за ними последовали прочие союзники. Однако когда в парламенте были изложены полные условия Утрехтского мирного договора, возникли трудности, связанные с введением в силу торгового договора, согласованного с Францией. К этому времени обострились разногласия между лордом-казначеем Харли и государственным секретарем Генри Сент-Джоном, виконтом Болинброком (1678–1751). В августе Харли на несколько недель отлучился от двора, что обошлось ему недешево, ибо в его отсутствие Болинброк сильно укрепил свои позиции. Он втерся в доверие к леди Мэшем в надежде добиться фавора у королевы, напрямую заявив ей:
– Просто срам, что вы, сделавшая столь много важного и не только в опочивальне, никак не обеспечены, – и принялся внушать Абигайль, что уж он-то будет относиться к ней не в пример лучше.
Болинброк никак не мог простить Харли, что тот не уговорил королеву в 1712 году пожаловать ему графский титул, Анна сочла достаточным ограничиться титулом виконта. Свифт по этому поводу сделал следующую запись: «В то время он не состоял у нее в особой милости, некоторые дамы при дворе внушили ей мнение, что он не ведет столь порядочный образ жизни, как ему подобало бы».
На самом деле сатирик высказался еще довольно мягко, ибо распутство Сент-Джона превосходило все границы даже по меркам того времени. Гордясь своими успехами на поприще политики, он стремился также обрести репутацию Алкивиада[79] своей эпохи. Переписка Болинброка с его другом Мэтью Прайором изобилует упоминаниями о женщинах, с которыми он весело проводил время. В одном из этих посланий он хвастался, что «пишет на самой прекрасной конторке в мироздании: на черной заднице Черной Бетти». Обретя титул виконта, Болинброк признавался, что «испытал большее негодование, чем когда-либо в своей жизни», в связи с «пожалованием такой малости королевской милости, каковой только она [Анна] могла ухитриться оделить его». По свидетельству современников, «он бесновался и изрыгал брань в адрес королевы, Р. Харли и прочих». Теперь же Болинброк был намерен взять реванш, жалуясь, что «я и леди Мэшем вынесли его [Харли] на своих плечах и сделали его тем, кто он есть, а нынче он оставляет нас там, где мы и были».
Возвратившись ко двору, Харли совершил то, что он позднее называл «своей глупостью, о каковой я никогда не перестану сожалеть». Устраивая женитьбу своего сына на состоятельной дочери покойного герцога Ньюкасла, он пообещал матери барышни, что обеспечит своей новой невестке возвращение утраченного[80] герцогского титула. Однако Анна отказала ему в просьбе сделать его сына герцогом Ньюкаслом. Леди Мэшем и Болинброк осудили то, как Харли проявил свое глубокое разочарование, Абигайль даже утверждала, что после этого «он никогда не действовал правильно в королевских делах». Зная, насколько Анну покоробила просьба Харли, эта парочка приложила все усилия по усугублению ее недовольства, так что лорду-казначею оставалось лишь сокрушенно признать прискорбный факт:
– Из сего сделали мое преступление.
Разумеется, были и другие основания, раздражавшие королеву. В дополнение ко всем несчастьям Харли 20 ноября скончалась его любимая дочь, и он был настолько потрясен этим горем, что в течение нескольких недель не появлялся при дворе. Этим воспользовался Болинброк, не упустивший случая «занять его место в Виндзоре с чрезвычайным усердием».
Тем временем здоровье королевы, всегда весьма неустойчивое, начало стремительно сдавать. В правительственных кругах начали осознавать, что королева вряд ли доживет до старости. Анна еще пыталась следить за борьбой партий, но становилась все более безучастной к ней. Как писал ганноверский дипломат, «она утверждается в своих чувствах теми, кто постоянно находятся подле нее и овладели ее фавором». Пребывавшая в ссылке на континенте герцогиня Мальборо уже предвкушала, что «оное создание» (как она теперь именовала королеву) долго не протянет. Буквально все английские политики, включая Харли и Болинброка, старавшиеся усидеть на двух стульях и обезопасить себя в случае кончины бездетной Анны, тайно поддерживали связь со Стюартом-претендентом.
В то же время радетели за укрепление протестантизма сплотились на стороне наследников из ганноверской ветви. Ситуация обострилась, когда 28 мая неожиданно скончалась наследница короны Великобритании, 83-летняя курфюрстина Ганноверская София. Теперь наследником становился ее сын Георг-Людвиг. Все это ослабило положение кабинета министров и лорда-казначея Харли. Он даже предпринял шаги к тому, чтобы заключить союз со своим старым врагом, герцогом Мальборо. В конце 1713 года, когда королева тяжело заболела, он внезапно снял запрет с 10 000 фунтов замороженного жалованья Мальборо и известил изгнанника, что ему не следует более опасаться предъявления обвинений в преступлении. Мириться с Харли герцог не пожелал, но начал подумывать о возвращении на родину.
Между тем Болинброк отчаянно сражался, чтобы свалить Харли. Ему это успешно удалось, ибо 27 июля Анна отправила Харли в отставку. Таким образом, Болинброк становился фактическим главой правительства. Бурные политические события вызвали сильное ухудшение здоровья королевы. Ей сделали кровопускание, вызвавшее некоторое улучшение. Леди Мэшем при сообщении о недомогании ее величества упала в обморок, и фаворитку отнесли в ее покои. За королевой ухаживала герцогиня Сомерсет, чья мягкая учтивая манера обеспечивала «нескончаемое внутреннее удовлетворение» Анны.
Ничего не известно о поведении четы Мэшем в последние часы жизни королевы. По слухам, 30 июля Абигайль «на три часа покинула королеву, дабы поехать и вывезти свои вещи из Сент-Джеймсского дворца». В это можно поверить, ибо в декабре 1713 года, всего через несколько часов после начала опасного заболевания королевы, в семь часов рождественского утра Сэмюэль Мэшем разбудил должностное лицо ведомства печатей с требованием выписать ему патент на должность чиновника суда казначейства с годовым жалованьем 1500 фунтов.
1 августа 1714 года, в 7.30 утра, Анна скончалась, не будучи в состоянии принять последнее причастие от епископа Лондонского. В два часа пополудни в Лондоне провозгласили королем Георга I Ганноверского. 1 августа в порт Дувра вошла яхта герцога Мальборо, на борту которой прибыла супружеская чета изгнанников. Через несколько дней Мальборо въехал в столицу с неслыханной помпой. Впереди его кареты бежали скороходы с криками:
– Воззрите на вашего освободителя! Воззрите на воскресившего национальную славу!
Скорбь по упокоившейся Анне была невелика. Она не оставила должным образом оформленного завещания, и, по слухам, финансовое положение леди Мэшем «было прискорбным». Погребение королевы рядом с покойным супругом королевы, согласно ее пожеланию, было произведено по разряду частных, однако же обошлись казне в десять с половиной тысяч фунтов.
Послесловие
Лорд и леди Мэшем были немедленно изгнаны из покоев в различных королевских резиденциях. Сэмюэль Мэшем потерял свое место казначея двора с окладом 2000 фунтов. Всего за две недели до смерти королевы он купил помещичий дом в трех милях от Виндзора, что дало супругам возможность наслаждаться домашним укладом жизни. Сэмюэль в 1716 году воспользовался своим правом занять место чиновника суда казначейства. Хотя эта пара не занимала видное место при дворе, они не стали изгоями. В 1728 году при восшествии на престол Георга II леди Мэшем привлекли для вынесения решения в споре относительно обязанностей камер-фрау в покоях королевы.
Новый король Георг I был весьма не расположен как к Харли, так и к Болинброку. В прах рассыпались все надежды на блестящее будущее виконта Болинброка. Созванный в 1715 году парламент постановил расследовать деятельность лиц, ответственных за заключение мира с Францией, в результате чего Болинброк сбежал во Францию, где поступил на службу к Претенденту. В сентябре в Шотландии было поднято восстание якобитов, но оно потерпело поражение. По деятельности Харли было назначено дознание, растянувшееся на два года, все это время он отсидел в Тауэре, но был оправдан. Это сильно огорчило супругов Мальборо, предкушавших жестокую месть, и герцог «рыдал как дитя», когда Харли вышел на свободу. Король Георг I, который воевал вместе с Мальборо во время Войны за испанское наследство, восстановил его в должности главнокомандующего. Однако это не помешало герцогу лишний раз проявить свою двуличность отсылкой 4000 фунтов Претенденту в 1715 году – так он надеялся застраховаться на случай реставрации Стюарта на троне. Это выглядело более чем пикантно, ибо одновременно Мальборо из Лондона направлял операции против мятежников-якобитов, обеспечив подавление смуты.
Но это были его последние подвиги в ратных делах, поскольку уже в 1716 году он перенес первый из череды апоплексических ударов, погрузивших его в состояние непрекращавшейся меланхолии, усугубленное преждевременной смертью двух дочерей. Впрочем, ему было суждено дожить до того времени, когда часть Бленгеймского дворца, этого монстра, поражающего своим помпезным безвкусием, стала пригодной для проживания. Он скончался 6 мая 1722 года, и благодарное отечество с большой пышностью похоронило его в Вестминстерском аббатстве.
Сара надолго пережила мужа, покинув земную юдоль в 1744 году в возрасте 84 лет. За два года до смерти она опубликовала «Описание поступков вдовствующей герцогини Мальборо», над которым работала три десятка лет. В книге она обильно цитировала письма Анны и повествовала, как страстная любовь королевы к ней «постепенно перешла в ненависть и отвращение». У современников этот опус не вызвал никакого сочувствия к герцогине.