– Мне жаль его супругу, но я хочу и должен сохранить мой авторитет.
22 июня де Бутвиль и де Шапель были обезглавлены на Гревской площади. Такая показательная казнь должна была отбить у всех забияк желание драться на дуэлях. Естественно, никто даже и ухом не повел, просто поединки устраивались в укромных местах или же за городом. Но не таков был герцог Клод де Шеврёз, чтобы прятаться в закоулках. Надо сказать, что семейства герцогов Лотарингских и Конде-Монморанси недолюбливали друг друга и не теряли ни единой возможности выказать эту неприязнь. В описываемое время Клод пребывал в дурном расположении духа, ибо у него болели зубы и воспалился глаз. Герцог де Монморанси имел несчастье сочинить по этому поводу какой-то насмешливый стишок и пустил его в оборот при дворе. Встретив его на выходе из Лувра, Клод безо всякого стеснения назвал шутника «мерзавцем». Де Монморанси выхватил шпагу, Клод отреагировал так же. Соперников разняли подоспевшие мушкетеры, памятуя о строгом применении нового указа. Герцог де Шеврёз тотчас же вскочил на лошадь и помчался в свое поместье. Извещенная об этом событии Мари незамедлительно поспешила к кардиналу. Тот сумел замять дело: Клода наказали пятнадцатью сутками заключения в его поместье Дампьер под надзором местного представителя закона, который сам пуще огня боялся влиятельного герцога, а Монморанси был вынужден отправиться в изгнание на свои земли в Лангедоке.
Альянс герцогини и кардинала достиг такого уровня, что его преосвященство диктовал Мари письма к Карлу IV Лотарингскому, увещевавшие его не поддаваться на подстрекания Гастона Орлеанского. Гастон находился в Лотарингии в бегах, исходил бессильной злобой и, по привычке, пытался состряпать очередной заговор. Почва для того была более чем благодатной, кардинала де Ришелье ненавидела вся придворная знать. Она возлагала на него ответственность за те удары, которые с 1624 года были нанесены по правам вельмож-феодалов, хотя большинство этих жестких мер были приняты по решению короля и иногда противоречили мнению самого кардинала. Но нет ни малейшего сомнения в том, что Мари вела двойную игру. Она по-прежнему оставалась верна Анне Австрийской, теша себя надеждой, что тем или иным образом жизнь посодействует исполнению давно лелеемой ею мечты. Как у короля, так и у кардинала дела со здоровьем обстояли чрезвычайно плохо. Неизбежно один вскоре отдаст Богу свою проклятую душу, вслед за ним упокоится и другой, так что будущее за Анной Австрийской и Гастоном, которые на здоровье не жаловались.
Постепенно стало заметно, что кардинал явно поддался чарам герцогини де Шеврёз. Известно, что кардинал в молодости не намеревался посвятить себя служению Господу, согласно традиции третий сын в семье предназначался для военной карьеры. Но во владения семьи входило бедное епископство Люсонское, и молодой человек, получивший блестящее образование, был вынужден стать епископом. Не стоит забывать, что он начинал свою карьеру фаворитом Марии Медичи. Так что ничто земное ему не было чуждо.
Кардинал обрел постоянную любовницу в лице своей племянницы, герцогини д’Эгийон, урожденной Комбале, и проявлял живой интерес к одной из первых легендарных куртизанок Парижа, Марион Делорм, которая пару раз навещала его. Считалось также, что де Ришелье был неравнодушен к Анне Австрийской и довольно настойчиво домогался ее любви. Многие современники подтверждают его склонность к герцогине де Шеврёз. Придворная дама Анны Австрийской, мадам де Моттвиль, писала в своих мемуарах: «Невзирая на суровость, каковую он проявлял к мадам де Шеврёз, он никогда не выказывал ненависти к ней, и ее красота чаровала его». Историки считают, что кардинал признался ей в любви, ибо в письмах Мари, достаточно холодных, герцогиня упоминает о «чувствах, которые вы питаете ко мне». Тем не менее не стоит забывать, что все действия де Ришелье имели жесткую политическую подоплеку и его жажда власти подавляла все прочие устремления. Что же касается герцогини, то она, как всегда, использовала страсть мужчин к ней как средство в политической игре. На сей раз она постаралась разжечь ревность между де Ришелье и ее новым любовником, маркизом де Шатонёф.
Новая любовь – новый заговор
После ареста, заключения и последующей высылки Монтегю сердце Мари было свободно, и ее любовником стал маркиз де Шатонёф. Шарль де Шатонёф был выходцем из семьи советников и государственных секретарей, несколько раз занимал должности послов в европейских столицах, был умен, амбициозен и давно обратил на себя внимание де Ришелье. Именно по предложению кардинала он в ноябре 1630 года стал хранителем государственной печати. Маркиз был чрезвычайно охоч до дам и, невзирая на свои пятьдесят два года, воспылал поздней, но всепожирающей страстью к мадам де Шеврёз. Де Ришелье и де Шатонёфа снедала ревность, которую Мари умело разжигала и поддерживала, не забывая привлекать для сей цели память о своих поклонниках минувших дней. Вот что гласит одно из ее писем:
«Я не могла бы должным образом изобразить вам мою встречу с кардиналом, кроме как сказав вам, что он мне выказал столько же страсти, сколько я видела некогда в сердце Холленда».
Тем временем политическая ситуация осложнилась как внутри Франции, где крупные вельможи вступили во враждебный союз с гугенотами, так и на ее границах с неприятельски настроенными Испанией, Англией, Лотарингией и Савойей. В 1630 году у Анны Австрийской случился четвертый выкидыш, что дало двору повод уже открыто говорить о разводе и женитьбе короля на Мари де Гонзаг. Анри II де Монморанси по наущению Гастона, переехавшего в Брюссель под крылышко сбежавшей мамаши, поднял мятеж в Лангедоке, где он был наместником. Гастон отправился к нему на помощь во главе армии немецких наемников, наспех набранной в Трире. В сентябре 1632 года Монморанси потерпел сокрушительное поражение под Кастельнодри, был отдан под суд и, несмотря на заступничество первых сановников королевства и самого де Ришелье, казнен.
Тем временем, Мари, как всегда, развила неистовую деятельность на всех фронтах. В 1631 году у нее родился шестой ребенок, дочь Анриэтта, появился новый любовник, граф де Брион. Она продолжала интриговать в пользу Анны Астрийской, которая при ее содействии снабжала самыми свежими сведениями о планах Франции брата, испанского короля. В Англии, при непосредственном содействии Монтегю и Холленда, делались попытки посадить таких министров, которые выступят за союз Англии с Испанией, направленный против де Ришелье. В Брюсселе их поддерживали Мария Медичи и Гастон. Все эти ниточки сходились в ручках герцогини де Шеврёз, которую Шатонёф извещал обо всем, что говорилось на Государственном совете. Мари разжигала амбиции своего поклонника свалить кардинала и занять его место. Она зашла настолько далеко, что предупредила Карла IV Лотарингского об атаке, запланированной Государственным советом на одно из местечек Лотарингии.
То ли по неосторожности, то ли по уверенности в своей безнаказанности, Мари распространила при дворе сведения, которые могли исходить только из Государственного совета. Кардинал де Ришелье доложил о предательстве Хранителя печати королю. Разгневанный Людовик не стал медлить с расправой. В феврале 1633 года де Шатонёф был вынужден сдать государственную печать, вскоре его арестовали и заключили в Ангулемскую крепость, где он пробыл до смерти короля. Ненависть короля к Мари превратилась в патологическую, и ей поступило предписание вместе с мужем и детьми отправиться в изгнание в Дампьер. Но она еще была нужна Ришелье для урегулирования конфликта с Лотарингией, ибо Гастон женился на принцессе Маргарите, сестре Карла IV. Враждебные действия было необходимо прекратить, и поэтому герцогиня выехала в Лотарингию, где успешно выполнила свою миссию.
Белошвейка из Тура
В Дампьере Мари вела прежний образ жизни: гонцы изо всех стран, открытая переписка с Анной Австрийской о всякой ерунде и тайный обмен зашифрованными письмами о вещах чрезвычайной важности. По ночам Мари тайно виделась с королевой в монастыре. Об этом стало известно де Ришелье, и герцогине назначили новое место изгнания, Кузьер, далекий от столицы и ее дражайшей подруги. Она добилась разрешения поселиться в Туре, где, как ей казалось, будет легче поддерживать тайные связи со своими друзьями, тем более что именно через нее шла переписка королевы с Испанией. В Туре Мари сняла у архиепископа Бертрана Дешо особняк Массетьер. Этому священнослужителю, некогда сочетавшему ее браком с герцогом де Люинем, перевалило за восемьдесят, и он положительно был сражен наповал ее красотой. Мари якобы поделилась с кем-то из своих корреспондентов по переписке: «Вы увидите, что он сделает все, что я захочу; мне будет достаточно позволить ему дотронуться под столом до моей ляжки».
Помимо всех деяний на самом высоком международном уровне, герцогине, вернее, ее доверенным стряпчим, пришлось заниматься делами весьма прозаическими. Мари всегда вела более чем расточительный образ жизни, подобно всем французским дворянам, опутанным долгами, и в один прекрасный день обнаружила, что у нее нет денег на покрытие самых насущных расходов. Она обратилась к мужу, но Клод, весь в долгу как в шелку, даже был вынужден продать пасынку, сыну Мари от де Люиня, свою должность главного сокольничего. Тем не менее он не отказался от своих экстравагантных вкусов выезжать в карете, колер которой сочетался с цветом его камзола. Не получив средств от Клода, герцогиня возбудила в суде иск о разделе имущества, требуя от мужа погашения ее долгов в полмиллиона ливров, оплаты содержания двух особняков, по сто тысяч ливров на каждый, средств на воспитание их дочерей в аббатстве Жуар и возвращения в свою собственность парижского особняка де Шеврёзов. В свое время Мари продала это строение, доставшееся ей в наследство от де Люиня, Клоду за триста тысяч ливров, но никаких денег не получила.
В конце концов, герцогиня выиграла этот процесс при помощи королевы. Мужа обязали выплатить жене пятьсот тысяч ливров, содержание дочерей определили в восемь тысяч каждой, Мари получила в свое владение парижский особняк, но должна была возместить мужу стоимость проведенного там роскошного ремонта и перестройки. Поскольку Клод сам был по уши в долгах, она мало что выиграла от успешного исхода дела в свою пользу.
Местное общество Тура приняло изгнанницу не без опаски, ибо ее репутация распутницы и мятежницы распространилась в провинции еще задолго до ее прибытия. Мари охотилась, принимала визитеров, несомненно скучала в этом узком мирке, ограниченном исключительно мелкими интересами провинциального дворянства. От окончательного отупения ее спасала подпольная деятельность да дружба с человеком высокого ума и литературного дарования, герцогом Франсуа де Ларошфуко (1613–1680), автором знаменитых «Максимов». В 1635 году этот блестящий придворный, отличившийся в итальянской кампании, был отправлен в изгнание в провинцию по причине слишком вольных речей и опасной близости к Анне Австрийской. Вот что он сам писал об этом периоде: «Мадам де Шеврёз была тогда сослана в Тур… Королева благосклонно отозвалась ей обо мне; она пожелала видеть меня, и между нами тотчас же завязалась тесная дружба. Эта дружба была тем более счастливой для меня, что она была таковой для всех тех, кто состоял в ней: я пребывал между королевой и мадам де Шеврёз. Мне не дозволяли появляться при дворе, но разрешали иметь сношения с армией, и, в поездках туда и обратно, то одна, то другая часто доверяли мне опасные задания».
Был ли де Ларошфуко ее любовником? Историки считают вероятность этого очень высокой. Он был на тринадцать лет моложе, но Мари незаметно перешла в тот возраст, когда дамы начинают бросать вожделенные взгляды на приятелей своих старших сыновей. Конечно, ссыльный герцог был в полном курсе планов по устранению де Ришелье или даже короля, замышлять подобные планы и прилагать все усилия к их свершению для герцогини де Шеврёз было делом обычным. В Кузьер вновь зачастили англичане, уже известный нам Монтегю с молодым помощником Крафтом, который немедленно влюбился в Мари.
На сей раз одной из зачинщиц нового заговора стала Генриэтта-Мария, супруга английского короля Карла I. Речь шла, как обычно, об объединении усилий внутренних и внешних врагов кардинала де Ришелье. Но эти враги были слабы: Мария Медичи в Генте, кучка эмигрантов в Брюсселе, вынужденных просить милостыню на пропитание у наместника Испании в Нидерландах, инфанта Филиппа, брата короля Филиппа IV и Анны Австрийской; королева Генриэтта-Мария, католичка в протестантской Англии, и Гастон Орлеанский, предающий всех и вся, лишь бы самому выйти сухим из воды. В 1634 году он возвратился во Францию и помирился с Людовиком. В следующем году по приказу де Ришелье был арестован основной фаворит Гастона и основательно почищено его окружение, чьи непомерные амбиции постоянно толкали брата короля на противоправные действия. В феврале 1637 года Гастон заключил окончательный мир с Людовиком, естественно, все эти изъявления родственной преданности обходились французской казне в немалые суммы.
19 мая 1636 года Людовик XIII объявил войну Испании. Теперь все поступки Мари и Анны Австрийской подпадали под категорию разведывательной деятельности в пользу врага. Они вели переписку через созданную ими сеть агентов, в которую входил тот же де Ларошфуко, но он был далеко не единственным. Камердинер королевы Лапорт в течение четырех лет исполнял всю черную работу по осуществлению этой переписки. Он на законном основании снимал комнатку в парижском особняке герцогини де Шеврёз, где в нише стены одного из помещений, прикрытой хорошо пригнанным куском штукатурки, хранился целый склад писчих принадлежностей, включая симпатические чернила и тому подобное. Лапорт шифровал и дешифровал письма, следил за их отправлением и получением, передавал письма королевы английскому резиденту в Париже, переправлявшему их своему коллеге Жербье в Брюсселе. Как утверждают историки, герцогиня де Шеврёз действовала крайне необдуманно и легкомысленно, побуждаемая исключительно личной ненавистью и чувством уязвленного достоинства. Биографы обычно привносят в ее жизнеописания романтическую нотку, утверждая, что для Мари свобода имела первостепенное значение, возможно, оттесняя на второе место даже любовь. Поражает лишь легковерие двух женщин, совершенно уверенных в том, что ни король, ни кардинал ничего не подозревали об их тайных сношениях.
Но было перехвачено письмо королевы к Мирабелю, бывшему послу Испании в Париже, теперь переведенному в Брюссель. Далее арестовали Лапорта, и у него нашли письмо мадам де Шеврёз, подтверждавшее ее соучастие. Затем провели обыск в монастыре Порт-Ройяль, через который также шла переписка и где королева встречалась с герцогиней. Лапорт был заключен в Бастилию, настоятельница допрошена с пристрастием, оба хранили молчание. Во время обыска у королевы были найдены письма от испанского посла в Брюсселе. Анне Австрийской пришлось признаться в содеянном и под диктовку написать признание с клятвой более не возобновлять свою пагубную деятельность. Бумагу показали королю, его величество написал внизу, что ознакомился с содержанием и дарует супруге свое полнейшее прощение, но не желает, чтобы «она встречалась с Крафтом и прочими посланниками г-жи де Шеврёз».