– Достаточно, достаточно, – дружно отозвались гости.

Но господин юрисконсульт, тот самый, которому кричала жена «не уезжай, не уезжай», поправив пенсне и потирая руки, сказал:

– Эх-эх-эх! Коньячку бы сейчас! Вот бы здорово!

Председатель слегка нахмурился, потом, решив загладить выступление юрисконсульта шуткой, засмеялся:

– Ну, нет, знаете ли, насчет коньячку тут слабо. Придется подождать до Нальчика!

Все засмеялись. Но не засмеялся Далгат. Правило «гостю и старшим почет», причем – всякому гостю, действует днем и ночью, в горах и в долине. Он вспомнил о запасе коньяку и вин, имевшемся дома. Далгат отозвал Маштая, и через минуту громадная тень карабкалась по дороге, уходящей вверх, к перевалу. Слышно было, как шуршат по каменистой дороге копыта и как покрикивает Маштай, чтобы придать бодрости себе и коню. До селения Безенги было сравнительно недалеко, не более двенадцати верст по ближайшей крутой дороге.

Между тем небо погасло – там, в вышине, торжественная ночь распростерла свои темные крылья. Ярче пламенел костер, чернее густели тени. Старый Биберд, которому поручено было произвести разверстку барана, пригласил всех к столу. Пригласить к столу – значило предложить приблизиться к костру и занять места полукругом. Перед председателем и гостями появились деревянные тарелки. Остальные получали свою долю мяса на громадном куске хлеба. Тотчас же, вслед за мясом, появились напитки: арака, буза и пиво. Араку пили маленькими стаканчиками, а буза и пиво шли вкруговую – объемистый ченак без устали переходил из рук в руки.

Те, кому на следующее утро предстояла работа, т. е. состав суда, старшины, свидетели и канцеляристы, уже давно улеглись спать. А те, кто сопровождал деловых людей в качестве гостей или любопытствующих, продолжали сидение вокруг костра. По одну сторону костра сидели горцы, по другую – русские гости. Горцы иногда пели, иногда теснее собирались к Биберду, бывшему в эту ночь в настроении рассказывать. Русские или перекидывались незначащими словами, или прислушивались к беседе горцев.

– То, что суждено человеку, – говорил Биберд, – то и случится. Если человеку суждено быть богатым и славным, то так и будет. Если суждено быть всеми презираемым – то так тоже будет. Никакие силы не могут помешать исполниться тому, что предназначено… Вот я вспоминаю Бидоковых. Это те Бидоковы, что пришли из-за перевала, из Грузии… Всем известны их богатства и почет, который они имеют среди туземцев и русских. Все думают, что достаточно называться Бидоковым – и ты уже будешь иметь все, что пожелаешь. Нет, это неправда. Один из этого рода был бедняком… Это тот, который ушел к Шамилю… Ну, хорошо, я расскажу это дело по порядку…

Биберд еще и еще один раз глотнул махсыму, потом старательно вытер рукавом черкески и ладонью то место чаши, куда прикасались его губы, и передал чашу дальше…

…Когда Шамиль поднимал газават [42], то к этому времени кабардинцы уже согласились с русскими не воевать. Поэтому они ответили отказом прибывшим от Шамиля гонцам. Шамиль, узнав об отказе, обещал кабардинцам проклятие Пророка и свою грозную месть.

Однако среди кабардинцев были верные поклонники Шамиля. Первым между ними был молодой Бидоков, тот самый, что на всем скаку хватал барана за рога, подкидывал его и одним махом перерубал пополам. Молодой звал с собою всех мужчин своей семьи, он собрал сход и на сходе убеждал сельчан идти с ним на помощь Шамилю. Но никто не мог нарушить слово, данное кабардинскими старейшинами русскому царю. Тогда Бидоков отказался от родных и имущества и с несколькими друзьями детства ушел к Шамилю, в Дагестан. С этого начались его несчастья.

В Дагестане его приняли с большим почетом, но в скором времени потребовали от него доказательств верности и преданности. Бидокову дали отряд и послали в Кабарду. Он должен был или поднять там знамя Шамиля, или уничтожить все неверное племя. Поход этот не удался. В Кабарде никто не захотел идти с Шамилем против русских. Таким-то образом наш молодой Бидоков потерял уважение своего народа, потерял родных и имущество и не приобрел ни доверия, ни славы.

А когда Шамиль был разбит и сдался в плен, Бидоков оказался в положении волка, у которого отнялись ноги и выпали зубы. Он остался один, как камень на дороге. Он продал оружие и коня, чтобы заплатить добрым людям, которые кормили его. Он скрывал свое имя, чтобы не вызывать беспокойства у тех, кто давал ему приют на ночь. А что может быть позорнее и нечестивее – скрывать имя того, кто родил тебя?.. Вместе с другими он направился в Турцию просить единоверцев о помощи. И что же? Это был человек, которому суждено было счастье! И счастье нашло его вдали от родины, друзей и бывалой известности…

Однажды он шел мимо продавца оружия. Случилось так, что визирь султана как раз в этот момент проезжал мимо. Визирь спросил старика-продавца, нет ли у него новинок? Продавец, глубокий старик, с трудом поднялся, чтобы пройти расстояние между прилавком и серединой улицы, где стоял экипаж любимца падишаха. Вот тут-то наш Бидоков, как благовоспитанный человек, предложил помочь старику. С клинком в руке он приблизился к ожидающему визирю.

Визирь долго разглядывал рисунки на клинке и потом сказал:

– Превосходная дамасская сталь!..

– Да позволено будет последнему из твоих слуг, – ответил Бидоков, – называть этот клинок генуэзским…

Подошедший торговец услышал последнее слово и подтвердил:

– Да, да, это работа Искандера из Генуи…