Часть окон закрывали ставни. Остальные были плотно зашторены. Это еще больше раззадорило Мишку.

«Что он скрывает? – гадал Потапыч. – Никто на хуторе так не таится. Все на виду».

Нахмурившись, он вышел со двора Полушкина и тут же чуть не попал под велосипед Димки.

– Ты вернулся? – удивился Димка, затормозив.

– Ты что, ошалел? – со злостью ответил вопросом Мишка, потирая ушибленную коленку.

– Я же не нарочно. Чего ты такой встрепанный? – Димка прилег на руль и блаженно улыбнулся. – Как оно, море?.. С нашим папашей не поездишь! У Егора велик сломался, он и чинить не хочет, и новый покупать тоже.

– Отец? – уточнил Мишка. – Он у вас суровый. – Потапыч посочувствовал и запоздало пожалел, что отдал ракушку Ленке. Лучше бы Димке подарил. – И наш Дон ничуть не хуже. А там как нырнешь, так соленой воды нахлебаешься.

Но в глазах Димки завистливо плескалось море, которого он никогда не видел и в ближайшие годы вряд ли увидит.

– Ты откуда? – спросил грустно Димка.

– От гнома! – усмехнулся Потапыч. – Папка попросил его со мной английским заняться.

– Бухгалтер? Он знает английский?

– Вот и я о том же! Лопочет, как настоящий англичанин.

– Может, он шпион? – вдруг шепотом предположил Димка.

– Мне тоже так кажется, – понизил голос и Мишка. – У него все окна закрыты ставнями или зашторены. Занимались на террасе, в дом не приглашал.

– Пошли в храм. Егор там…

За кафедрой, где любили сидеть мальчишки, пахло яблоками. Егор доедал уже третье, если судить по двум огрызкам, лежащим в углу кафедры, на каменном сером полу.

– Ты что?! Убери! – зашипел на него Димка. – Отец увидит – прибьет.

Егор неохотно сгреб огрызки и убежал выбрасывать на улицу, пробормотав, что отца все равно в храме нет, он обедать пошел.

– Я тоже есть хочу, – пожаловался Егор, вернувшись. – А он велел подождать его тут, не оставлять храм без присмотра. У нас в Ловчем нет посторонних… Если только тетке Марьяне взбредет в голову похитить свечи или кадило.

Димка в двух словах выразил опасения Потапыча: