Император, не меняя безразличного, немного усталого выражения на лице, медленно-медленно глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул. На этот раз титулом награждался какой-то промышленник, но правитель подниматься с трона не стал, шевельнув пальцем руки. Лично Император награждал только тех, кто находился на действительной воинской службе. Это было частью плана, предложенному ему главой департамента стратегического планирования: Империи нужны были герои, и граждане должны были видеть, что героем стать легко, выгодно и почетно. Император ничего не жалеет для своих героев из армии и флота.

Вот еще один герой. И еще один. Со всех концов страны слетелись - взгляд Императора сощурился в очередной вовремя погашенной внутри вспышке ярости. Один из невидимых гостям операторов первого гала-канала, который в этот момент взял крупным планом лицо властителя, поспешно отвернул камеру. За такие кадры недолго и с работы вылететь. В безвоздушное пространство.

Император с трудом дотерпел окончания церемонии награждения, а после поднялся и проследовал в свои покои, пока гости мерзкой гусеницей перемещались по дворцу, направляясь в Золотой зал, где были накрыты многочисленные столы. Там император появился только через несколько часов - ему требовалось время, чтобы восстановить душевнее равновесие. По пути в зал его вновь попытался остановить министр обороны, и даже успел произнести несколько фраз, напомнивших Императору об одной из проблем.

Кроуден. Мерзкое слово, мерзкое название, мерзкие системы. В этот раз император едва сдержался, лишь отмахнувшись от министра, проследовав дальше. Но настроение было безвозвратно испорчено. К Императору вновь вернулся страх.

Он привык бояться. Всю жизнь, с самого рождения он постоянно чего-то боялся. Сначала отца, потом ответственности, терапторов, Кроудена, умников. В те светлые моменты, когда проблемы отступали, император начинал бояться страха - он знал, что страх ушел ненадолго, а скоро вернется. Постепенно на первый план вышел страх за свое здоровье - в последнее время императора начали мучить частые головные боли, а еще периодически бывало, что болезненным спазмом стягивало грудную клетку от шеи до низа живота, будто протягивая внутри жгутом нервов. Правитель часто не мог заснуть - у него начинало сильно стучать сердце, перехватывало дыхание, он ощущал постоянную сухость во рту - пил практически непрерывно, в его спальне стояло сразу несколько графинов воды, которые менялись каждые несколько часов.

Если Император начинал сильнее бояться - подумав, к примеру, несколько раз за вечер о том, что совсем скоро начнется война с Кроуденом, он после этого не мог заснуть. Но если никто его не занимал, проблемы, о которых не говорилось вслух, будто отступали, переставая существовать, и каждое напоминание о них рождало в Императоре вспышки невероятной раздражительности.

Каждый день император проводил по несколько часов в самой лучшей регенеративной камере, которая только существовала в галактике. Стоимость восстанавливающих процедур исчислялась миллионами кредитов, и ежедневно на экране правитель наблюдал полностью зеленую проекцию своего тела. Он был абсолютно здоров. Абсолютно здоров физически, но любой практикующий доктор, если бы ему задали вопрос, ответил бы, что и Императора проблемы с психикой. Впрочем, после того как бесследно исчезли несколько специалистов, допущенных лично к Императору, никто из осматривающих правителя докторов не рисковал высказывать свои мысли вслух. Очень, очень осторожно советовали лишь прогулки на свежем воздухе, спорт и по возможности, не перенапрягаться. Думать о хорошем.

У правителя самой крупной державы в галактике было прогрессирующее тревожное расстройство, но ему боялись об этом сказать. А он сам боялся об этом спросить. Если о проблеме не говорить, ее не существует. Именно поэтому сейчас во многих департаментах скопилось великое множество неподписанных указов. Вопросов, требующих незамедлительного решения было невероятно много, и этот вал уже грозил перерасти в критическую массу. Лишь усилия многих управленцев сдерживали ее - кто-то брал ответственность на себя, где-то проблемы просто переставали существовать - как, к примеру, одна из орбитальных станций, которая просто пришла в негодность и была оставлена гарнизоном после полугодичного ожидания одобрения отправки в систему ремонтного корабля. Никто не стал брать на себя ответственность - если в пределах доменов, систем, пределов, скоплений и даже секторов местная власть могла принимать решения без высочайшего одобрения, то передислокация войск и кораблей между секторами галактики без одобрения Императора могла быть приравнена к государственной измене или попытке переворота. Поэтому громадная космическая станция, на постройку которой было угрохан не один миллиард кредитов, сейчас болталась без гарнизона на орбите оставленной имперскими колонистами планеты - в этом пограничном секторе в эскадре флота просто не было ремонтных кораблей такого класса, чтобы вернуть станцию к жизни. И подобные случаи игнорирования проблем уже исчислялись тысячами.

Следовавший в пиршественный зал Император, раздраженно отмахнувшись от генерал-адмирала, пошагал в сторону огромного помещения, скрипя зубами и думая о том, что Империи необходим другой министр. Второй раз за день он посмел отвлечь правителя с проблемой, напомнив о ее существовании! Правитель, едва сдерживая раздражение, вихрем ворвался в зал и быстрым шагом, не обращая внимания на панику обер-церемониймейстера и гофмейстеров, проследовал к своему месту. Суета придворных его немного позабавила, слегка вернув нарушенное равновесие и правитель, двигаясь уже не так быстро, величественно опустился на свое место.

Когда утихший на несколько полутонов гомон гостей снова поднялся над сводами Золотого зала, Император наконец взял столовые приборы. Властитель собрался было попробовать одно из угощений - чудесное на вид запеченного мяса под румяной корочкой и стоило ему только задержаться на нем взглядом, как предупредительный обер-форшнейдер почти моментально, с поистине цирковой грацией поставил, тарелку перед Императором. Правитель опустил взгляд к кушанью, однако нож, который он держал в руке, чуть скользнул, проехавшись по золотистой корке, и резко дернувший кистью Император задел одно из угощений краем рукава парадного мундира.

Это послужило последней каплей, переполнившей чашу терпения правителя - коротко выругавшись, он что было силы швырнул нож, так что тот разметал на столе несколько вазочек с воздушными закусками, и громко ударившись о высокий и изящный узкий графин, упал на пол, заскользив по нему - бросок был резок и силен. Графин же от удара качнулся, на пару мгновений замер, наклонившись, будто раздумывая - падать или нет, и маятником вернулся обратно. Как раз тогда, когда затихли резкие звуки проскрежетавшего по полу с силой брошенного властителем ножа. Сам же правитель, глядя на графин, акцентировав на нем всю свою ненависть, которая трансформировалась из переполнявшего его раздражения, и запустил в сосуд вилкой, которую держал в правой руке. Столовый прибор с гулким звоном ударился в стекло, графин опять покачнулся, наклоняясь. Вилка же, отскочив от сосуда и быстро вращаясь, отлетев в сторону, весьма болезненно ударила по скуле одного из герцогов, сидевшего за столом неподалеку. Несмотря на сильную боль, высокородный аристократ лишь едва моргнул в момент удара, но никоим образом не выдал своих чувств, продолжая глядеть на соседа и по-прежнему расписывая ему прелести одной из планет своего домена, которую он превратил в место для проведения своих охотничьих сафари. На щеке, шее и воротнике мундира герцога остались пятна мясного соуса, в котором была брошенная властителем вилка, но собеседник герцога на эти пятна даже ни глянул. Как и все присутствующие, продолжая свои беседы, совершенно не обращая внимания на происходящее.

Император между тем с ненавистью глядел на графин, который, побалансировав несколько мгновение на грани падения, вновь неваляшкой вернулся в исходное положение, еще и несколько раз демонстративно прокрутившись на ободе донышка. Этого властитель стерпеть не смог - утробно зарычав, он резко поднялся, наклоняясь над столом и подняв графин, широко размахнувшись, швырнул его на пол. Полетели по сторонам осколки, некоторые из которых залетели даже на столы по соседству, брызнуло жидкостью, капельки которой попали на некоторых придворных. Впрочем, опять же никто не обратил даже толики внимания на произошедшее. Почти никто.

- Не смотрите! - тихим шепотом, но с невероятными эмоциями произнес сосед расположившегося поодаль за одним из столов барона Кортеза, который принимал участие в пиршестве вместе со своей спутницей. Как раз в тот момент, когда Император только швырнул нож, адмирал обернулся на резкий звук, не сумев скрыть удивления, но этот неистовый шепот заставил его опустить глаза.

- Правитель очень занят проблемами державы и очень волнуется за судьбы подданных, - произнес сосед Кортеза - седоволосый дворянин в придворном мундире, который заметил изумление новоиспеченного барона и его спутницы. Невеста адмирала выделялась среди других - она была очень молода и обладала своей красотой, а не приобретенной с помощью корректирующей медицины. В чертах ее лица не было правильности, присутствовала и даже некоторая асимметрия - оно было красиво естественной, натуральной красотой, значительно выделявшейся среди других лиц, которые были идеальными. Настолько идеальными, что в своей однообразности были похожи друг на друга.

- Да опустите взгляд! - еще раз прошипел дворянин Кортезу и его невесте, когда по залу брызнуло эхом разбившегося графина.

Поздно.