— Сиди еще, я тебя сам отвезу.

— В таком состоянии? Ты — пьяный.

— Ну и что, в первый раз что ли? Вот ты скажи: ты чего ко мне привязался?

— Хочу, чтобы ты стал человеком. Чтобы перестал гадить, понял?

— О-о-о, да ты прям как мой отец. Тот тоже всегда — будь человеком, будь человеком. Еще и мать вспоминает, мол, весь в нее. Тоже, говорит, когда-нибудь пьяный на машине разобьешься… А ведь о покойниках или хорошо, или никак… Тебя, кстати всегда в пример ставит. Гляди, говорит, как парень бедняга весь день крутиться белкой в колесе ради куска хлеба, а ты, лоботряс, — деньги отцовские проматываешь, да еще и отца позоришь на весь город!

«Мне он совсем другое говорил», — подумал Миша.

— Я ему говорю, — горячился Сенин, — ну и бери его себе в сыночки… тебя, то есть… А он мне по шее. Козел старый!

— Я пойду, — сказал Миша и встал.

— Нет, погоди. Вот скажи, если бы у тебя были деньги, ты что — сидел бы дома? Мирно, чинно, благородно? Неужели был бы паинькой? Да не верю. Все так говорят, потому что нищие и ничего не могут себе позволить. Если бы ты был на моем месте…

— Я никогда не буду на твоем месте.

— Вот и прекрасно. Выпьем за это. За то, чтоб каждый сверчок знал свой шесток. Во, слушай, прям в тему. Я про девчонку эту, стриптизершу. Она мне нравится, понял? Поэтому — отвали! Слышишь? Иначе, и правда, убью.

Через полчаса Сенин нажрался как свинья. И заснул, забыв про гостя. После бесплодных попыток вызвать такси, — по телефону ответили, что так далеко не поедут, — Миша вышел из квартиры, спустился по лестнице, к первому этажу уже почти не чувствуя ног, и зашагал в сторону шоссе — голосовать. Ночка предстояла еще та — со свежим воздухом, легким морозцем, от которого и без того убитые ноги окончательно онемели, с опасными незнакомцами в машинах с заляпанными номерами. И ведь каждый из этих незнакомцев мог оказаться маньяком… Или маньячкой.