Но слишком он безумно ведет свою войну!
А я, каким бы ни был великим королем,
Хотел иметь бы разум, умеренность и щедрость
Скорее бы, чем храбрость, которой меры нет”».
Красноречивы и описания происходящего в трудах Боаэддина, арабского историка и биографа Саладина, очевидца описанных ниже событий.
«Весною 1191 года наступила, наконец, благоприятная погода; море сделалось спокойно, и войска с обеих сторон (т. е. Со стороны христиан, осаждавших Акру, и Саладина, нападавшего на них с тыла) пришли в движение. Саладин видел, как его полки друг за другом возвращались с зимних квартир; христиане также получили большую помощь; между прочими к ним явился и король Франции (Филипп II Август), которым они давно уже грозили нам; он приплыл в субботу, 20 апреля. Это был король высокого достоинства, весьма уважаемый и один из первых властителей франков; по своем прибытии, он взял на себя начальство над войском. Его сопровождало шесть кораблей, наполненных людьми и съестными припасами. С ним же был привезен огромный белый сокол, страшный на вид и редкий в этой породе; я никогда не видал более красивого. Король весьма любил этого сокола и много его ласкал; но однажды эта птица улетела с его руки прямо в город и была доставлена султану, напрасно король предлагал тысячу золотых за выкуп; ему отказали. Это обстоятельство причинило нам большую радость и казалось хорошим предзнаменованием. Несколько времени спустя, в христианскую армию прибыл граф Фландрский, по имени Филипп, один из могущественнейших государей Запада. С той эпохи, нападения начали делаться сильнее. Во вторник, когда султан находился еще в Карубе и Шафараме, на своих зимних квартирах, христиане приблизились к городу. Саладин поспешил со всеми своими силами для отвлечения их сил; после того, отправив свои полки по квартирам, он сам остановился на равнине в той палатке, где читал вечернюю молитву и отдыхал. Я был в эту минуту подле него. Вдруг объявляют ему, что неприятель возобновил приступ; тогда он поворотил свою армию назад, и оставил ее под оружием на всю ночь, проводя время вместе с нею. Но нападение не прекратилось, почему Саладин разместил свое войско по прежнему на холме Айадия, в виду города. На следующий день он поразил христиан, идя сам во главе храбрых. Неприятель же, видя такое рвение мусульман, побоялся быть окруженным в своих окопах и прекратил нападение на город.
Между тем гарнизон Акры (то есть мусульманский) пришел в плачевное состояние; враг не давал ему покоя и особенно старался о том, чтобы засыпать рвы; с этою целью он бросал туда все, что ему попадало под руку, даже трупы и всякую падаль; уверяют, что они кидали туда своих больных, прежде нежели те успевали умирать. Гарнизон, чтобы отражать неприятеля в столь различных случаях нападения, должен был разделиться на несколько отрядов; одни спускались во рвы, где они рубили трупы на куски, другие тащили крючьями обезображенные части и передавали их на руки третьим, которые уже бросали их в море; один отряд стоял при машинах, другой охранял укрепления. Как бы то ни было, гарнизону приходилось выносить всякого рода тяжести. Городские начальники беспрестанно писали нам жалобы на свои бедствия, которым, может быть, не было подобных и которые, казалось, превышали человеческую силу; но они подчинялись своей судьбе, в убеждении, что Аллах благосклонен к тем, которые терпят. Война не прекращалась ни днем, ни ночью. Христиане нападали на город, а султан на христиан; насколько христиане старались беспокоить осажденных, настолько и он тревожил их самих. При этом случае Саладин обнаружил необыкновенную твердость. Однажды к нему явился посланный от имени франков для переговоров, но он отвечал, что франки могут говорить сколько им угодно, он же не имеет им ничего сообщить. В таком положении было дело, когда прибыл король Англии[15].
Этот король был страшной силы, испытанного мужества и неукротимого характера; он составил себе большую славу своими прежними войнами, хотя и был ниже короля Франции и достоинством, и могуществом, но зато он был гораздо богаче и более опытен в воинском деле. Его флот состоял из 25 кораблей, наполненных воинами и съестными припасами. На своем пути он овладел островом Кипром. Он прибыл к Акре в субботу, 8 июня 1191 года.
Такое новое подкрепление вдохновило врагов великою радостью. Франки предались по этому поводу громким ликованиям и ночью зажгли огни. Последнее было сделано с целью устрашить нас: они хотели большим числом огней дать нам понятие о своей многочисленности. Христиане давно уже ожидали короля Англии; мы знали через перебежчиков, что они отложили окончательный приступ до его прибытия, – так высоко ценилось ими его искусство и отвага. Действительно, появление короля Англии произвело большое впечатление на мусульман; ими начали овладевать страх и боязнь. Но султан принял и этот удар с самоотвержением; он благоговейно подчинился воле Аллаха; и чего может бояться тот, кто возлагает на него свои надежды? Не следует ли человеку довольствоваться Аллахом, не обращая внимания на прочее?
Флот англичан встретил на своем пути большой мусульманский корабль со съестными припасами и снадобьями, шедший из Берита в Акру; этот корабль, будучи окружен со всех сторон, оказывал продолжительное сопротивление и успел даже сжечь христианский корабль; но, наконец, не имея возможности ни продолжать борьбу, ни спастись на парусах, так как ветер стих, начальник корабля, по имени Якус, человек храбрый и добрый воин, приказал пробить топором отверстие, и все было поглощено морем; от всего экипажа спасся только один человек, которого христиане послали в Акру известить о поражении. Это известие причинило нам великую печаль; но султан перенес и новое испытание с обыкновенною твердостью, и подчинился воле божией, с уверенностью, что Аллах не оставит тех, которые ему пребыли верными. Счастливым образом, в тот же день Аллах и послал нам утешение. Христиане построили машину в четыре этажа, из которых первый был из дерева, второй из свинца, третий из железа и четвертый из меди; машина своею высотою превышала укрепления Акры и была уже пододвинута на расстоянии пяти локтей от стен, или около того, если судить по глазомеру. Осажденные пришли в отчаяние и думали уже сдаться, как Аллах попустил эту машину сжечь. При виде того мы предались радости и воздали хвалу Аллаху.
Между тем приступы не прекращались. Всякий раз, когда осажденные подвергались нападению, они давали сигнал, и наши отвечали им; вслед за тем люди садились на лошадей и отвлекали неприятеля. 19-го джумади (половина июня) мы ворвались в укрепления христиан, что доставило некоторое спокойствие городу. Произошел жестокий бой, продолжавшийся до полудня, и обе армии отступили только вследствие усталости. В этот день солнце так налило, и жар дошел до того, что многие получили головокружение.
23-го мы услышали снова сигнал; воины схватились за оружие и бросились на лагерь христиан; франки немедленно возвратились, для защиты с громкими криками и захватили несколько мусульман в своих палатках. Именно при этом случае был убит один человек знатного происхождения, пришедший из глубины Мазандерана, что у берегов Каспийского моря, с целью отличиться в священной войне; он прибыл во время самого боя и, спросив позволения у Саладина пойти в дело, славно принял мученическую смерть. Между тем враг, взбешенный тем, что осмелились вторгнуться в его лагерь, запылал негодованием; выступив стремительно, пехота и конница бросились на нас, как один человек. К счастью, мусульмане устояли. День был ужасный; мы дали доказательство неслыханной твердости. Наконец, неприятель, удивленный такою храбростью и остановленный сопротивлением, которое могло привести в трепет, вступил в переговоры. От них явился посол, которого отвели к сыну Саладина; при нем было письмо от короля Англии, в котором он просил о свидании с султаном; но Саладин приказал сказать, что короли не вступают так легко в личные разговоры; надобно условиться предварительно; было бы неблаговидно продолжать разрыв и возобновить войну, после того как они виделись бы друг с другом и вместе ели бы и пили. “Если он желает видеться со мною, – присоединил султан, – то прежде всего необходимо заключить мир; а до того времени ничто не мешает тому, чтобы переводчики были нашими посредниками и передали, что мы скажем друг другу. По заключению же мира, если то будет угодно Аллаху, мы очень легко можем переговорить лично”. Война продолжалась и в следующие дни. Каждую минуту мы получали от осажденных письма с жалобами на труды и утомление, которое они испытывают со времени прибытия короля Англии. Между тем этот король захворал и был близок к смерти; в то же время ранили и короля Франции; этот случай дал городу возможность отдохнуть».[16]
Саладин вошел в историю как успешный правитель и завоеватель, сумевший значительно расширить границы арабского мира и не преградивший крестоносцам путь на Восток. Умер Саладин в Дамаске, в 1193 году.
Алиенора Аквитанская
Если традиционно мировая история представляла мужскую линию предков и отмечала их славные подвиги, то в случае с Ричардом, особо стоит сказать о его матери, Алиеноре Аквитанской (1137–1204).
Алиенора прожила почти век, что по средневековым временам равнялась двум средним жизням обычного человека, так по нормам XII века жизненный путь составлял 30–35 лет. И совершить в течение этих нескольких жизней Алиенора смогла столько, что хватило бы на нескольких примечательных персонажей. Поразительная судьба и слава этой женщины уже при ее жизни заставило говорить о ней современников. А медиевисты долгие годы несправедливо сравнивали ее то с Мессалиной[17], то с Мелюзиной[18]. Алиенора дважды была королевой (первым ее мужем был король Людовик VII Младший, вторым – Генрих II) и матерью двух королей, ее опасался сам папа римский и перед ее умом преклонялся император Священной Римской империи Германской нации. Алиенора участница второго Крестового похода, пленница своего нелюбимого мужа Генриха II, проведшая 16 лет в тюремном заточении, и, как уже сказано выше, мать Ричарда I Львиное Сердце.
Венчание с наследником французского престола будущим Людовиком VII состоялось в зрелом возрасте, невесте было 15 лет, жениху – 16. И если ярко красное платье невесты, да и она саамы вызывали полный восторг у всех, кто бросал на пару взгляд, то о женихе говорили: «Он больше походит на монаха». В самом деле, Людовик готовился стать монахом, так как был вторым сыном французского короля и долго не помышлял о троне, искренне желая стать на путь духовный. При этом, Людовик был образованным человеком. Его образование, с изрядно доминирующей теологией, все же включало «семь свободных искусств» – арифметику, геометрию, музыку, астрономия и духовные науки: грамматику, риторику и диалектику. Неожиданная смерть старшего брата, не дала осуществиться плану встать на духовную стезю. В 9-летнем возрасте Людовик VII был объявлен наследником трона.
Ко времени этого брака, то есть до 1187 года, ситуация в королевстве франком была мягко сказать, не стабильной. Капетинги, династия которых началась с захвата власти герцогом Гуго Капетом, была не очень прочной. Никто из его потомков не обладал не то что харизмой Карла Великого, но и умениями самого Гуго – плести интриги, лавировать между баронами, оказываться вовремя в нужном месте. Когда-то избранные на престол такими же сеньорами, которыми являлись сами, Капетинги умело использовали клятву вассальной верности, приносимую им другими сеньорами и при жизни правителя, объявляя наследника, мечтали лишь о том, чтобы успеть передать ему корону. Постоянная угроза жизни превратила Капетингов в мнительных правителей и неспособных государственных деятелей.
В борьбе за корону, которая, конечно, оставляла за ее обладателем право третейского судьи в различных спорах, пресечения грабежей и разборов, Капетинги лишались главного – умения рационального управления своими землями и слаженного ведения хозяйства. Со временем владения других сеньоров – герцогов Нормандии и графов Шампани стали затмевать своими размерами и доходами королевские, а последние уже представ ляли собой узкую полоску земель рядом с Парижем. Владения герцогов Аквитанских были в несколько раз больше королевских, а их вассалами были столь могущественные виконты и сеньоры, что о такой партии, как Алиенора, французские короли могли только мечтать. А если добавить, что вместе с обширными землями, Алиенора в качестве приданого еще преподнесла королю и выход к морю (отныне вино и соль из Бордо и Ла-Рошеля), то можно считать, что жизнь Людовика VII, наконец, удалась.
Образование Алиенора получила при Аквитанском дворе и оно мало походило на «теологическое послушание» ее супруга. Скорее всего, с библейскими текстами Алиенору знакомили сочинения Овидия и писания отцов Церкви. А песни множества трубадуров, постоянно звучавшие при дворе, наполняли статичные исторические хроники веселыми характерами и незабываемыми эпизодами. Чего стоят только те, в которых осмеивался толстяк Филипп Первый, французский король, предпочитавший любовные утехи с обворожительной фавориткой Бертрадой де Монфор призыву папы Урбана II в Крестовому походу против неверхных. Или те, которые прославляли доблести Карла Великого и Роланда, видели их продолжение в бесстрашии отважного Готфрида Бульонского.