— Боюсь, что нет, — снова вздохнул доктор. Он потёр переносицу движением, типичным для людей, которые постоянно носят очки, а затем ответил, видимо, подбирая более простые слова для посетителей без медицинского образования. — Видите ли, клиническая картина, которую мы с коллегами наблюдаем, характерна для человека, пережившего большой стресс. Подобного рода реакции демонстрируют, как правило, люди, вернувшиеся из зоны боевых действий. Вот эти обрывчатые воспоминания, перескакивание с темы на тему… Но всё равно все рассказы пациента укладываются в какую-то логику из его прошлого. Здесь же миллион вопросов и ни одного ответа. Сотрудники скорой говорили о каких-то замученных девушках, теперь же пациент при упоминании этой темы впадает в истерику. Лёша, про которого он говорит… Я понял только то, что это какой-то его друг детства, но что именно произошло с этим Лёшей…

— Может быть, Лёша — это кто-то из коллег? — поинтересовался Дорохов, но сделал это недостаточно тихо.

— Лёши нет! — забился в истерике Синицын, схватившись руками за край кровати и начиная опасно её раскачивать. — Лёши нет! Я точно знаю! Он не мог появиться!

Доктор стремительно нажал какую-то кнопку на стене и начал вежливо, но настойчиво подталкивать посетителей к выходу.

— Посещение закончено! Вы сейчас всё равно от него ничего не добьётесь! — Доктор широко расставил руки, как будто защищая пациента от оперативников, и параллельно скомандовал вбежавшей в палату медсестре: — Два кубика успокоительного, внутривенно!

Вытеснив посетителей в коридор, психиатр обернулся на боровшуюся с Синицыным медсестру и крикнул куда-то в глубь отделения:

— Двух санитаров, срочно! — Затем обратился к оперативникам: — А вам придется подождать меня здесь!

Врач стремительно вернулся в палату, и посетители остались ждать в коридоре. Женька заглянула через небольшое окошко на двери внутрь палаты, а затем тихо пробормотала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Уж лучше просто с проломленным черепом оказаться, чем с такой протекающей крышей!

— Сплюнь! — отмахнулся от неё Нифонтов. — И так и так плохо!

— Ну не скажи, — возразила ему Мезенцева. — Мне бы как-то не очень хотелось вот так в углу сидеть и ногти грызть, а санитары при каждом удобном случае в меня иголками тычут. Уж лучше быстро и просто, раз — и всё!

Лечащий врач вышел в коридор буквально через пару минут, но добавить к уже сказанному ему оказалось особенно нечего.

— Вы сами всё видите, — развёл он руками. — Полнейшая нестабильность реакций пациента на внешние раздражители. С ним пока просто невозможно вести конструктивный диалог, и я вообще сомневаюсь, что он осознает реальность, в которой находится.

— Понятно, что ничего не понятно, — пробурчал Нифонтов. Визит к Синицыну не внес никакой ясности в происходящие события, и Николай расстроился, что они просто зря потратили время.

— Доктор, а можно вопрос? — подал голос молчавший до этого Дорохов. — Чисто теоретически. Есть человек, который днем вёл себя абсолютно адекватно, а ночью вызвал скорую и оказался у вас в отделении. Что могло послужить спусковым крючком для такого резкого изменения психического состояния?

— Испуг, — практически без промедления ответил доктор. — Очень сильный испуг! Причем на каком-то глубинном, подсознательном уровне. Я бы предположил испуг за родных или за свою жизнь. Что-то подобное...

— Спасибо, — опередил открывшего рот для благодарности Дорохова Николай. — Это уже кое-что. Вы нам очень помогли, доктор!

— Да не за что, — пожал тот плечами. — Если у вас всё, то я бы откланялся. У меня очень много работы.

— Один вопрос, — остановил доктора Нифонтов. — Как найти кабинет Тамары Петровны? Она у вас вроде бы заместитель главного врача.

— Нет, её в прошлом году повысили, — удивленно поднял брови доктор. — Она уже просто главный врач. Вы чем-то недовольны? Извините, конечно, что вот так настойчиво интересуюсь, но нас в последнее время очень сильно штрафуют за любые жалобы.