– И ведь говорила мне Татьяна Анатольевна, предупреждала: не связываться с тобой…

– Наша Тыблоко – мудрая женщина, – степенно согласился я, – ее не грех и послушаться.

Глаза Светланы Витальевны на пару секунд остекленели. Потом она посмотрела на меня длинным нехорошим взглядом, и я торопливо вскинул руки, объявляя о безоговорочной капитуляции:

– Ну да, да, виноват. Молодой, глупый…

Она обиженно поджала внезапно задрожавшие губы:

– Виноват, виноват… Да я, получается, на тебя совсем неверный анализ написала! Ты же меня дурой перед руководителем группы выставил!

Я припомнил чернявого, карманное зеркальце в ее руке и потупился, испытав мимолетный стыд.

– Извините, Светлана Витальевна… Черт попутал, правда… Чем могу загладить?

– Загладит он… – недовольно пробухтела она, – чем тут теперь такое загладишь… Только образцовой работой!

– Так я готов! – воспрянул я духом. – Что в итоге-то: добро дали?

– Дали… Но не без сомнений. – Она хищно прищурилась. – Посмотрим, как ты до поездки будешь справляться.

– Слушаю со всем почтением.

Она мечтательно посмотрела сквозь меня:

– Эх, как бы я хотела быть куратором твоей группы в нашем институте… Может, случится, а?

– Не-не-не, – замотал я с испугом головой, – я в математики.

– Жаль… Очень жаль, – с чувством сказала Чернобурка, – но я не буду терять надежды.

Я улыбнулся:

– Вот честно, Светлана Витальевна, я сожалею. Что делать-то надо?

Она немного помолчала, успокаиваясь. Затем сказала:

– Тебе послезавтра надо после школы подъехать туда же, на Литейный.