Книги

Союз освобождения

22
18
20
22
24
26
28
30

Только и толкуют теперь, что о сельскохозяйственных комитетах, с которыми чуть не во всякой губернии выходят истории. Везде со стороны губернаторов стремление свести деятельность совещаний к нулю, а со стороны земств вопли о том, чтобы их слышали.

Местная администрация пыталась взять под контроль ход обсуждения аграрного вопроса в комитетах, но это не всегда получалось. Вологодский губернатор заблаговременно готовился к заседанию. Назначил его у себя дома, специально подобрал участников, сразу заявил, что будут рассматриваться лишь те вопросы, которые включены в программу. Неожиданно для него два-три земца потребовали расширения круга обсуждаемых тем. Губернатор, ничего не опасаясь, поставил вопрос на обсуждение. Он не сомневался, что его поддержат. «Хозяин губернии» ошибся: 21 голос был подан за предложение, 18 — против. Созданные правительством учреждения не были ему вполне подконтрольны. Они жили своей жизнью, следовали своей логике.

Организация

О революциях давно спорят, будут спорить и дальше. Многое зависит от точки отсчета, от стиля мышления автора. Кто-то следит за политической конъюнктурой, за схваткой «бульдогов», которые периодически высовываются из-под ковра. Для кого-то важнее биржевые индексы. Для иных — газетные репортажи. Тем интереснее революции, не соответствующие канону, которые одним своим фактом ломают привычные шаблоны. Первая русская революция из их числа. Не вполне ясно, когда она началась, когда завершилась. Современники не были в том единодушны. Они далеко не сразу признали революцию. Некоторые колебались диагностировать ее и осенью 1905 года. Это свидетельствует в пользу того, что сам характер политического процесса не укладывался в привычные рамки. Его генезис остается неочевидным для исследователей. Эскалацию политического кризиса можно объяснять убийством В. К. Плеве, первыми шагами князя П. Д. Святополк-Мирского в должности министра внутренних дел, земским съездом в Санкт-Петербурге в ноябре 1904 года или Кровавым воскресеньем. Однако первые признаки надвигавшегося землетрясения чувствовались раньше, уже в начале 1904 года. Плеве был жив и здоров. Настроенный весьма решительно, он уверенно противостоял всем оппозиционным течениям. Тем не менее 1904 год начался III съездом деятелей по техническому образованию и IX Пироговским съездом врачей. Эти профессиональные форумы стали общественно значимыми собраниями, в которых принимали участие тысячи представителей интеллигенции из самых разных сфер. И многие из них уже в январе 1904 года позволили себе политическую демонстрацию.

Министерство внутренних дел сочло необходимым закрыть Технический съезд. Но тотчас же открывался Пироговский. Его участники даже успели пообедать с радетелями за техническое образование в России. Это была одна среда, единый процесс. Пожар, столь быстро распространявшийся, что его трудно было тушить. Граф П. А. Гейден поделился впечатлениями с женой: «Здесь на съезде было до 1000 врачей и почти столько же преподавателей. Ведь они развезут дух съезда по всей России. По всему видно, что крайнее направление преобладает».

Предстоял съезд Союза освобождения…

Съезд в Шафгаузене 1903 года ничего не предрешал. Организации пока не было, но шли споры о ней. Еще весной 1902 года юрист Б. А. Кистяковский, приятель Струве, сомневался в целесообразности создания какого-либо политического объединения. Даже кружки к слишком многому обязывают. Они скорее отпугнут заинтересованную общественность. Его личный опыт подсказывал, что общественность весьма аполитична, не склонна к решительным разворотам и что лучше опираться на личные связи. В апреле 1903 года Кистяковский признавал: кружки уже есть, но партию создавать не стоит. Не получится из литературных объединений сложить общенациональное движение. Маленькая же партия журналу «Освобождение» не нужна и даже вредна.

«Освобождение» издается не для интеллигентной молодежи и полуинтеллигентных рабочих… (как «Искра» и «Революционная Россия»), на которых само слово «партия», «революционная организация» действует магически и чарующе. В кругах людей солидных и испытанных, для которых «Освобождение» имеет наибольшее значение, организация партии «Освобождение» несколько увеличит престиж органа «Освобождение». Но образование партии «Освобождение» будет и прямо вредно для «Освобождения»…

По мысли Кистяковского, журнал должен был представлять не какую-либо партию, а все общественное движение в его многообразии. В итоге на дело «Освобождения» будет мобилизована вся интеллигенция, в том числе и радикально настроенный «третий элемент». Журналу не стоит выдвигать собственную программу. Она не сможет понравиться всем или хотя бы большинству. Зато журнал может быть многим интересен.

Этот пессимизм разделяли далеко не все, но он был характерен. Кистяковский не видел, как в современной России создать большую партию. Будущее показало: его опасения не были безосновательными. И все же 3–5 января 1904 года состоялся давно ожидавшийся первый съезд Союза освобождения. Это произошло в Санкт-Петербурге. В первый день — в квартире адвоката И. А. Корсакова, во второй день — у профессора А. И. Каминки, в третий — у профессора Л. И. Лутугина. В основном в нем приняли участие представители местных групп, которые сложились в разных частях империи: разумеется, в столицах, в Киеве, Одессе, Харькове, Юрьеве, Владимире, Вологде, Вятке, Костроме, Курске, Нижнем Новгороде, Орле, Саратове, Самаре, Симферополе, Смоленске, Тамбове, Тифлисе, Туле, Чернигове, Ярославле. Собрались около 50 человек, очень разных по взглядам, социальному опыту, настроениям: 19 земцев, 29 представителей свободных профессий. Были среди них народники, для которых создание Союза освобождения было прежде всего тактическим решением. На его долгую жизнь они не рассчитывали. Были и осторожные земцы, боявшиеся даже намека на социалистические лозунги. Так, их смущало выражение «защита интересов трудящихся масс».

В распоряжении исследователей, к сожалению, нет его стенограмм. Тем не менее материалы, оказавшиеся в распоряжении историков, свидетельствуют о трудном поиске формулы внутреннего единства, которая, разумеется, не могла устроить всех. Дискуссия развернулась между земцами и так называемой петербургской группой, объединявшей наиболее радикально настроенных членов Союза освобождения. Как часто случается, умеренные взяли верх. Было принято решение назваться «союзом», а не «демократической партией». Казалось, утвержденное название меньше обязывало. Союз провозглашался объединением автономных местных и профессиональных организаций. Он не стремился к партийной монолитности и, в сущности, не мог претендовать на нее. Возобладала линия тех, кто считал, что новое объединение должно включать прежде всего солидных взрослых людей, а не учащуюся молодежь.

Прежде всего обсуждалась программа объединения. Коренной ее пункт — упразднение самодержавия. Ставились разные вопросы: о характере желательного государственного строя, о внешней политике, о будущей тактике. Вопрос о государственном строе был, разумеется, основным. В целях конспирации рукопись доклада была поименована «Об австрийской избирательной реформе, из сочинений Геллерта». Был принят устав Союза. Во главе объединения становился избираемый Совет, который получил право в случае единогласия его членов кооптировать в свой состав «освобожденцев». На последнем заседании съезда был избран Совет. О результатах баллотировки знали только те, кто вел подсчет, и, конечно, сами члена Совета.

В него вошли земцы: князь П. Д. Долгоруков (Москва), Н. Н. Ковалевский (Харьков), И. В. Лучицкий (Киев), Н. Н. Львов (Самара), И. И. Петрункевич (Тверь), князь Д. И. Шаховской (Ярославль). Вошли и представители неземской интеллигенции (Н. Ф. Анненский, В. Я. Богучарский, Л. И. Лутугин, А. В. Пешехонов, С. Н. Прокопович, В. В. Хижняков). С Советом была тесным образом связана «большая петербургская группа» (12–14 человек). В нее входила особая «техническая группа», которая отвечала за доставку журнала в Россию. Ее членами были В. Я. Богучарский, Л. П. Куприянов, Е. Д. Кускова, С. П. Миклашевский, Н. Д. Соколов, В. В. Хижняков. Это были наиболее активные, сплоченные «освобожденцы», стоявшие на левом фланге. По словам В. Я. Богучарского, вокруг «большой петербургской группы» в столице начали возникать «малые»: профессоров, учителей средней школы, адвокатов, чиновников и т. п.

Первый съезд должен был стать началом политического цикла, за которым последовала бы дальнейшая структуризация общественного движения. Определенные шаги в этом направлении были сделаны. 20 февраля 1904 года состоялся съезд земцев-конституционалистов.

Правда, движение не могло быть должным образом организационно оформлено. Даже сравнительно массовое объединение в условиях самодержавной России не имело шансов на существование. Члены Союза освобождения к конспиративной деятельности в большинстве случаев не были готовы. Началась Русско-японская война. Активность «освобожденцев» фактически сошла на нет. Иными словами, с момента проведения первого съезда и вплоть до «правительственной весны» осени 1904 года Союза освобождения не было. Был журнал «Освобождение» и те, кто его распространял. Прошло десять заседаний Совета Союза освобождения. В столицах обсуждался проект конституции, однако не было организации партийного типа. Значит ли это, что Союз освобождения не сыграл какой-либо роли накануне Первой революции? С этим нельзя согласиться: его значение поразительно. Принятые решения, деятельность некоторых «освобожденцев» во многом определили характер политических процессов рубежа 1904–1905 годов.

Что же такое Союз освобождения? Почему он заявил о себе именно тогда, на рубеже 1903–1904 годов? Чем обусловлена общественная активность начала 1904 года? Ответ на третий вопрос проще, чем может сначала показаться. Он становится более или менее очевидным, если обратиться к повестке земцев на 1903 год. Во-первых, в начале 1903 года в земской среде всерьез продолжали обсуждать будущее сотрудничество с В. К. Плеве. Казалось, его беседа с председателем Московской губернской земской управы Д. Н. Шиповым открывала широчайшие перспективы встраивания органов местного самоуправления в политическую систему страны. Полагалось (и небезосновательно), что министр уже готов к формированию всероссийского представительства с участием земцев. По крайней мере, они активно привлекались к работе министерских комиссий, что внушало определенные надежды и хотя бы временно повышало их самооценку. Во-вторых, земская Россия была взбаламучена деятельностью Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности и, прежде всего, местных комитетов. С ними связывалось много надежд, в итоге не оправдавшихся. В-третьих, в Министерстве внутренних дел не могли определиться, что лучше, кнут или пряник, в общении с деятелями местного самоуправления.

Волна поднималась, в том числе усилиями власти, и та же власть пыталась сбить ее новыми репрессиями. 8 января были провозглашены карательные меры в отношении неугомонного Тверского земства. В апреле 1904 года министром внутренних дел не был утвержден в должности председателя Московской губернской земской управы Д. Н. Шипов. Он целых одиннадцать лет возглавлял Московское земство, а значит, был в центре всего земского движения России. Тот факт, что Шипова не утвердили в должности, вызвал плохо скрываемое раздражение у земцев даже самых умеренных взглядов. Разворачивалось правительственное наступление. Прошла ревизия земства в Суджанском уезде, в Курской губернии. Были приняты соответствующие кадровые решения. Шепот недовольства перерастал в ропот, который постепенно становился все громче.

Герои и толпа

Для оппозиционной общественности едва ли не узловым был вопрос о конвертации своего недовольства в политические изменения. Мертвую зыбь 1902–1903 годов можно было объяснять по-разному: либо затишьем перед бурей, либо отсутствием перспектив у революционного движения. В 1902 году В. А. Маклаков писал своему зарубежному корреспонденту:

Что-то страшное, дикое и неуловимое делается у нас. Убийство Сипягина в противоположность боголеповскому вызвало усиленную реакцию. Она пока еще только грозит, чувствуется в назначениях, отдельных мерах, но чувствуется отчетливо и последовательно. А недовольство все крепнет, покорное, трусливое, но всеобщее. Все «интеллигентное» общество ждет, что его что-то спасет. Конечно, ждут спасения извне; кто с нетерпением и страхом ожидает возрождения партии террора, кто ждет спасения от такого массового движения, как на Юге, потому что не стали стрелять в мужиков, сбитых с толку ложным манифестом, войска, кто надеется на рабочих и финляндцев. Одно несомненно: повод к репрессиям явится; репрессия все задавит — тоже верю. Недолго, год или полтора, наше правительство будет — не управление страной (так в источнике. — К. С.), а борьба со страной и все по-прежнему гадко и противно.