– Флер, не надо! Я не вынесу.

Она засмеялась – нежно, еле слышно.

– И не нужно. Я семь лет этого ждала. Нет! Не закрывай лицо. Смотри на меня! Я все беру на себя. Женщина тебя соблазнила. Но, Джон, ты всегда был мой. Ну вот, так лучше. Теперь я вижу твои глаза. Бедный Джон! Поцелуй меня!

В долгом поцелуе она словно лишилась чувств: не знала даже, открыты его глаза или закрыты, как у нее.

И опять прокричала сова.

Джон оторвался от ее губ, но дрожал в ее объятиях, как испуганная лошадь.

Она прижалась губами к его уху, прошептала:

– Ничего, Джон, ничего. – Услышала, как у него захватило дыхание, и ее теплые губы продолжали шептать: – Обними меня, Джон, обними меня!

Теперь не оставалось ни проблеска света. Между темными перистыми ветками глядели звезды, и далеко внизу, там, где начинался подъем, дрожало и подбиралось к ним сквозь деревья неверное мерцание всходящей луны. Легкий шорох нарушил безмолвие, стих, раздался снова. Ближе, ближе. Флер прижималась к нему.

– Не здесь, Флер, не здесь. Я не могу… не хочу…

– Нет, Джон, здесь, сейчас. Ты ведь мой.