Глава 29

Я не понимаю сколько времени пролежала в коридоре. Я безбожно опоздала на работу. Я застудила почки. Я хотела умереть.

Просто, чтобы не чувствовать, не слышать и не вспоминать.

Три шага до мобильного. Десятки непринятых от начальства. Короткое смс, что простыла и жду врача. Шеф перестаёт трезвонить. Я закидываю телефон в подушки. Иду на кухню, где нетронутый завтрак и как насмешка-две кружки чая. Опираюсь руками о стол. Двигаю посуду, прямо по краю. Неосторожно. Стекло опасно балансирует по кромке столешницы. Как я. И новый виток боли качает чащу весов.

На пол летят чашки, блюдца. Звенит обиженное стекло, разливается холодный чай и ягоды малины кляксами раскрашивают белый гранит. В жерло бессилия падает заварник, сахарница, салатник. Достаётся из шкафов фарфор, глина. Они разбавляют цветовой круг акцентными пятнами. Я танцую.

Плачу.

Вдыхаю сигаретный дым вперемежку с ядреным виски. Оно паршивое и тёплое, но другого нет. Собака закрыта в спальне, до туда ещё не добралась моя истерика. А я закрыта на балконе. В шуме города неслышно внутреннего голоса. Да и черт с ним. Все равно ничего дельного посоветовать не может.

Сон не помогает. Я не могу нормально уснуть, лишь обессилено отключаюсь на полчаса или час. В перерывах я кричу в подушку, что пропиталась его запахам. Выбрасываю ее на пол, а потом, скуля, подбираю снова, чтобы дышать, дышать и задыхаться.

Утро с привкусом сигарет и перегара. Меня выворачивает над унитазом одной слизью и алкоголем. Долго лежу в ванной, намеренно и опасно задерживая дыхание под водой. Наказание? Физическая боль взамен душевной? Отчасти…

Три мешка с разбитой посудой. Девять часов слез. Тринадцать порезов на руках. Двое людей. Одна обреченная.

Я боюсь солнечного света. С ним все внутренние монстры дохнут, а я хочу, чтобы они жили. Пусть бы своей жизнью они пожирали меня, ведь у меня больше нет смысла.

Я прорицала выть после этого мужчины. Как я была скучна. Моя фантазия не могла шагнуть настолько далеко, чтобы в один момент я призналась своей шизофрении, что не хочу жить. Шиза, потрепав меня по плечу, как верная и боевая подруга, сваливает к другим больным, оставляя мой разум в покое. Но я против. И намерено себя загоняю в ментальную ловушку, чтобы чокнуться от воспоминаний, запахов и касаний.

Глубоко за полночь я догадываюсь почему меня так несёт. Когда ты любишь человека без физиологии, тебе больно от чувств. Я же влюбилась в физическое, в его руки, что держат крепко, в голос, который шепчет пошлости, в движения, точные и слаженные. И поэтому мне физически плохо. Я понимаю, что никто не прикоснется ко мне так же, никто не обнимет, не будет таскать на руках. И от этого ноет тело, скручивается, мышцы рвутся…

Смешивать снотворное и алкоголь идея для психопатов. Но вы же помните про мою закадычную подружайку? Она толкает меня под локоть, заставляя высыпать на ладонь вместо одной таблетки, три, и я запиваю их осточертевшим вискарем. Сон от этого приходит душный, тяжёлый. Мне почему-то кажется, что опиумный. И я проваливаюсь в него, расправив руки, как в недавно забытые объятия. И сплю.

Проснуться удаётся с трудом. Меня штормит и кидает на стены. Из зеркала на меня смотрит чудовище с одутловатым лицом зелёного колера. Снова сгибаюсь над унитазом, почти благоговейно сплевывая кислую слюну. Хочется есть. Ужасно. И гадость фастуфдую какую-нибудь.

На улице ливень, который может быть только в августе. Идёт стеной, так что не видно соседнего дома. В растянутых шортах и заляпанной майке, я выбегаю к парковке. Смотрю на брелок и понимаю, что ключи от машины бывшего мужа. Плюю на это и гружусь во внедорожник.

В супермаркете на меня смотрят, как на блаженную. Я в нем отовариваюсь последние полтора года и за все это время работники никогда не видели меня в затрапезном виде. О! Я поняла, что чувствует Вася, когда впадает в депрессию-полнейшую независимость от чужого мнения. Но сейчас я здесь и бесцельно слоняюсь между продуктовыми рядами, ища чего бы сожрать. В отделе заморозки лежат бургеры. Сейчас они такие притягательные, но будут ли такими как только я вернусь домой? Замороженная картошка фри… Ммм.

Я сглатываю слюни и кидаю в корзину ещё и пельмени. Зачем-то иду в отдел с алкоголем и вытаскиваю коньяк. Вылитый набор холостяка: пельмени и коньяк, пойду воблу ещё возьму. Рассчитывая, девушка на кассе, смотрит на меня с плохо скрываемым сочувствием. На ее месте я бы посочувствовала сейчас моей печени, но никак не моральному здоровью.

В машине тепло и сухо. Было. До моего появления. Дождь льёт такой, что будь на мне нижнее белье, его стоило бы выжать. Дворники без перебоя работают, а я катаюсь по городу. Проезжаю поворот во двор, чтобы выехать на проспект. Зачем? Не знаю… Просто не хочу возвращаться в квартиру, где все пропахло им, где одни напоминания: в ванной он меня трахал, в кухне тоже, на полу в зале. А вот на балконе мы ели арбуз. Ночь была темная, поэтому я, охамев в край, плевала косточки в окно в надежде вырастить арбузную плантацию в палисаднике. Никита ворчит и требует прекратить разбрасывать семена, это все же не конопля, за ними уход потребуется. Я смеюсь и провокационно стараюсь попасть семечкой в уличный горшок с петуниями соседки снизу.