— Садись.
Забираюсь в пролетку, мчимся к Тверской. Проехав Столешников, он говорит:
— По Москве разнесся слух: умер Толстой. Невольно дрогнуло сердце от неожиданности. — Едем в Хамовники, — продолжал он.
Девичье поле с Хамовниками и другими проездами было как бы продолжением Пречистенки с ее Староконюшенными, Чертольскими переулками. Пречистенка, сверкавшая особняками высшей знати, выглядела всегда богато, парадно, а от Девичьего поля, наоборот, отдавало чем-то захудалым, провинциальным. Зато здесь, в Хамовниках, жил величайший человек нашего времени, гордость России — Л. Н. Толстой. Сюда никому не известный студент Ромен Роллан писал письма, сюда приезжали политические деятели, например французский премьер Поль Деруледа. И кого, кого здесь не было! На огонек в Хамовники тянуло весь мир.
А. П. Чехову приписывались слова, что, пока жив Л. Н. Толстой, совесть человечества, много гадостей не появится у нас из боязни его гневного осуждения.
Мы у дома великого писателя. На продолжительный звонок выходит к воротам человек в высоких яловых сапогах, в пиджаке на вате, подстриженный по-кучерскому. Это и есть кучер Толстых. Открыв калитку, он учтиво здоровается:
— Здрасьте, Владимир Алексеевич!
Приятно пожать руку кучеру Толстого, приятно дышать здесь воздухом, которым дышал Лев Николаевич. На дворе склад изданных сочинений писателя, конюшня, сарай для экипажей и помещение для служащих. За надворными постройками большая площадь парка, куда выходят окна кабинета. Дом и служебные помещения выглядят просто, скромно и ветхо.
Владимир Алексеевич осторожно заговаривает о здоровье Льва Николаевича. Кучер отвечает, что ему неможется.
— По Москве распространился тревожный слух… — сказал В. А. Гиляровский.
Наш собеседник не без волнения насторожился.
— Какие у вас сведения из Ясной Поляны?
— Приезжали оттуда только позавчера… Все было благополучно. Но… как ручаться. Лев Николаевич ведь в больших годах.
— Может быть, позвонить Бирюковым?
— Сегодня ждем Александру Львовну. Если она задержится, еще кто-нибудь появится… обязательно.
— Вот мой телефон, — подал Владимир Алексеевич записку, — прошу немедленно позвонить.
Вскоре после нашего возвращения домой кучер сам явился в Столешники и принес радостную весть. Тревога оказалась ложной.
Газета «Русское слово» провинилась однажды, напечатав что-то недозволенное. Московская администрация решила арестовать редактора. Руководителем газеты был по существу В. М. Дорошевич, он и был повинен в этом проступке, но редактором значился Ф. И. Благов, врач по образованию, зять издателя И. Д. Сытина, его и арестовали. Ф. И. Благова заключили не в тюрьму, а в «кутузку» полицейской части по месту жительства.
Общественность была возмущена. В. А. Гиляровский, работавший тогда в этой газете, говорил, что администрация Москвы могла бы ограничиться предупреждением, в крайнем случае оштрафовать газету, но никак не доводить дело до ареста. Редакция приняла все меры к освобождению редактора. Скоро стало известно, что арестованного освобождают.
— Едем к Благову, порадуем его, — сказал Владимир Алексеевич.