Это было счастливое воссоединение. По дороге из Хитроу они забрали Де Валера из собачьей гостиницы. Ирландский сеттер встретил их обоих одинаково, облизывая и восторженно повизгивая, он радовался Франклину так же, как и Антее.

– Если повезет, – сказала она, – они отменят этот ужасный карантин, и в следующий раз мы сможем взять его с собой.

Они уже стали «мы», а их будущее – совместным. Если и была проблема, то она заключалась в том, что Франклину, не имевшему разрешения на постоянную парковку в Вестминстере, пришлось загнать свой «БМВ» на подземную стоянку. Они с Антеей по телефону заказали тайскую еду. У них не было желания выходить из дома и опять оставлять Де Валера одного.

– Ты собираешься звонить Гарриет? – спросила Антея.

– Я думал об этом, но так и не решил, что нужно звонить. Ведь обычно я никогда не звоню. Она ждет меня только завтра. Завтра я и вернусь – на полчаса.

– Советую тебе уложиться в эти полчаса, не больше, – сказала Антея, которая уже начала демонстрировать прежние собственнические замашки.

Сейчас это Франклину скорее нравилось. Во-первых, он не сталкивался с ними почти тридцать лет, а во-вторых, они пробуждали в нем нежные воспоминания юности.

– Я пробуду там столько, чтобы успеть известить о случившемся и сообщить, что я ухожу. Сложу в чемодан кое-какую одежду и удалюсь.

– Только не вздумай дать слабину.

– Я никогда не отступаю от принятого решения, и ты это знаешь, – сказал Франклин, сопровождая слова своим жутким оскалом.

И это было правдой. Он всегда делал то, что хотел, чего бы это ему ни стоило в плане денег или неприятностей. Франклин захотел Гарриет и избавился от Антеи, хотя на это ему потребовалось пять лет, а вся затея, пока та не вышла замуж, обошлась ему примерно в полмиллиона. Сейчас он снова захотел Антею и собирался избавиться от Гарриет. Вероятно, на это уйдет еще пять лет, а развод будет стоить раза в три-четыре дороже. Но все равно Франклин это сделает.

Она считала, что любит его. В ее возрасте очень трудно понять, что именно это значит. Естественно, в Франклине было много того, что она любила и по чему скучала. Например, как тот разбрасывал подушки, прежде чем сесть в кресло. Как он, прежде чем лечь спать, выгружал на туалетный столик содержимое карманов: мятый носовой платок, ключи, бумажник, мелочь – и ссыпал в маленькую стеклянную пудреницу. Она всегда считала все это трогательным, и в первую ночь, что они провели вдвоем на Хаф-Мун-стрит, когда Антея увидела, что он после стольких лет не изменил этой милой привычке, у нее на глаза навернулись слезы.

– К чему разводить сырость? – спросил Франклин и растянул губы в оскале, и на мгновение ей показалось, что перед ней стоит Седое время, сама Смерть с косой. А потом он пришел к ней.

Газеты все еще лежат в почтовом ящике. Это было первое, на что Франсин обратила внимание, когда подошла к калитке. Может, Джулия уехала? Она закрыла за собой калитку. Было темно, но свет в доме не горел. Идя к крыльцу, девушка, наученная прежним опытом, допускала, что мачеха ждет ее за дверью. И распахнет за секунду до того, как та вставит свой ключ в замочную скважину.

Но Джулия дверь не распахнула. У Франсин возникло твердое ощущение, что ее нет в доме. Она отперла дверь и прошла внутрь. В холле было темно, во всем доме царил мрак. Воздух был спертым, как будто помещения долго не проветривали. Все ясно, дома никого нет. Франсин включила свет в холле и на лестнице, поднялась наверх в свою комнату, сняла мокрую одежду и повесила ее на край ванны. Нет смысла собирать еще один чемодан, поскольку она вернется сюда через два-три дня. Мысль о возвращении не обрадовала, но что еще ей оставалось?

Вот бы у Холли получилось устроить ее в эту тринидадскую экспедицию или даже в исследовательскую группу, занимающуюся кораллами… Но отпустит ли ее отец? Не исключено. Он разъярится, когда узнает, что учудила Джулия, и в таком настроении может пойти на множество уступок. Франсин вытерла голову полотенцем, надела сухие джинсы, футболку, свитер и водонепроницаемые ботинки. Каждый из этих предметов одежды вызовет отвращение у Тедди, но скоро беспокойство о том, что хочет или думает Тедди, отойдет в прошлое. Она положила в сумку мобильник и спустилась вниз.

То, что дверь в гостиную закрыта, было редкостью. Франсин заметила это, когда зашла в дом, но не обратила внимания на такую странность. Поколебавшись, она открыла дверь. В комнате было темно, однако темнота была неполной, сумеречной, серой, призрачной, по потолку и стенам то и дело проносились лучи света от проезжавших мимо машин. На ковре у дивана валялась туфля.

Прошлой ночью, когда она боролась с Тедди, у нее отлетела туфля и разбила фарфоровую статуэтку. Эта туфля принадлежала Джулии, Франсин узнала ее, замшевая «лодочка» на высоченном каблуке. Кажется, голубая, подумала она, но в сумраке цвет было не разглядеть. Почему туфля Джулии валяется посреди комнаты?

Диван стоял к ней спинкой. Не включая свет, Франсин прошла в комнату. За секунду до того, как она обогнула диван и оглядела его, Франсин поняла, что именно страх перед тем, что она может увидеть, и помешал ей включить свет. Она не хотела это видеть, что бы то ни было.

Но отступать было некуда. Лицо Джулии, белое, как слоновая кость, белое, как жемчуг, светилось в темноте. Ее глаза смотрели на девушку, которая испуганно ежилась под ее осуждающим взглядом. Одна рука была неестественно вытянута и казалась напряженной, действующей, но когда Франсин дотронулась до нее, та согнулась с тихим шорохом и повисла как плеть. А кожа оказалась ледяной. Лицо напоминало восковую маску, влажную, блестящую, без единой морщинки, и казалось, что в нем никогда не было жизни. Франсин медленно опустилась на пол, и ее сотрясли беззвучные сухие рыдания.