Может быть, все эти события и привели Лауду к пониманию необходимости перехода к красным партизанам, а, может быть, помогло и то, о чем писал в докладной записке офицер колчаковской контрразведки штабс-капитан Черепанов (иногда свидетельства врагов убеждают лучше всяких иных аргументов): «Происходит как будто повторение пройденного урока в русской армии в период революции, а особенно с октября месяца 1917 года. Это в значительной мере зависит от той агитации большевистского характера, которая ведется в чешских войсках». Агитация большевистского характера была проста по форме, и если иногда и не блистала литературными красотами, то была убедительной. Вот несколько цитат из документов того времени, обращенных к чехословакам. «Колчак является опорой мировой буржуазии, превзошел все и порет крестьян, как скотину. Мы восстали не для того, чтобы разводить тары-бары, а для того, чтобы совершить революцию, которая будет залогом нашего и вашего благополучия, а потому предлагаем вам присоединиться к нам и дружными рядами пойти на врагов-мироедов. Подумайте, пока не поздно…» А вот несколько фраз из другого документа: «Помните, что через год ваши села и деревни, ваши хозяйства и халупы тоже могут вздумать жечь «колчаки» от вашего и чужестранного капитала. Армия Колчака имеет оружие, снаряды и прочее лишь потому, что вы охраняете железную дорогу, по которой все это доставляется из-за границы».
Иосиф Лауда принял решение и своей жизнью и смертью доказал, что оно не было случайным.
Сведений о жизни Лаудовых в СССР И. Незбедова, по-видимому, почти не имеет. Известно, что жили Иосиф и Маша где-то в Томске или около Томска, занимались крестьянским хозяйством. Кроме того, Иосиф, с детства любивший лес, немного подрабатывал охотой. 26 декабря 1921 года в семье появился сын Василий, отец моей собеседницы. Об этом есть запись в документах Томского загса. В 1923 году родился второй сын, Петр. Когда дети подросли, Иосиф брал их с собой в лес, учил обращаться с оружием, считая, что мужчине это всегда пригодится. И был прав… Рассказывал он им о родине, учил их своему родному языку, считая, что и это должно им пригодиться. И тут он тоже оказался прав… Знаю еще, что после семи классов Вася поступил в техникум, был членом ВЛКСМ и даже комсоргом группы. Про учебу и общественные дела Пети не знаю ничего, но думаю, что семь классов (тогда неполная средняя школа имела не восемь, а семь классов) он закончил… и еще знаю, что Иосиф, вместе с Машей и детьми очень любили петь. Пели старые чешские и сибирские песни, пели песни революции. Думал ли он тогда, насколько пророческими для их семьи окажутся слова так любимой ими «Варшавянки»!
По-чешски первая строчка этой песни звучит чуть иначе:
«В битве великой если падем мы…»
Земляки и родственники Иосифа уже давно звали его погостить на родину. В 1938 году все четверо, дождавшись летних каникул у ребят, поехали туда, откуда почти четверть века назад ушел молодой чешский солдат.
Сегодня, наверное, каждый школьник сможет рассказать о расстановке политических сил в Европе в тот трагический год, о беспримерной наглости Гитлера, о предательской позиции «умиротворения агрессора», проводимой правительствами Англии и Франции, о нерешительности чешского президента Эдуарда Бенеша, о частях Красной Армии, сосредоточенных у границы СССР для оказания братской помощи чехословацкому народу, готовому под руководством левых сил и, прежде всего, коммунистов защищать родину и свободу до последней капли крови. Чехословацкая армия была тогда прекрасно вооружена — это оружие фашисты использовали потом против тех, кто не захотел помочь защитникам республики, заводы Чехословакии могли конкурировать с заводами Круппа и Тиссена — они стали поддерживать военную промышленность Германии, вдоль границ республики были построены мощные оборонительные сооружения — в 1945 году немало советских и чешских солдат погибло при их штурме. И никто не знает, сколько английских и французских летчиков погибло от огня пушек и пулеметов, сделанных в Чехословакии, сколько бомб, выпущенных моравскими заводами, упали на Лондон и Ковентри, на кварталы Варшавы, на корабли американского и английского флотов. За предательство правителей всегда платят народы, платят рядовые солдаты, платят старики, женщины, дети, платят своей кровью…
Люди, не желавшие отворачиваться от правды, понимали это и до войны. Я говорю так не только потому, что хорошо помню то время сам, не только потому, что об этих годах немало написано, но еще и потому, что мне запомнился рассказ прекрасного томского педагога Юлия Натановича Вольфенгаута, жившего в те дни в Чехословакии:
«Сначала надо уточнить, в каком именно государстве я родился. До восемнадцатого года Черновицы и вся эта часть Буковины были австрийскими и мой родной язык — немецкий. Потом пришли румыны. И если вы хотите узнать, что такое шовинизм в кристаллизованной форме, то надо представить те времена в Буковине. В магазинах — таблички «Говорите по-румынски», в школе за два-три слова, сказанные по-немецки, — исключение минимум на три дня… Закончил школу я в тридцатом году. Хотелось стать инженером, но осуществить эту мысль в Румынии было абсолютно невозможно. По двум причинам. Во-первых. Тогда в Румынии существовал один-единственный политехнический институт в Бухаресте и из периферии, из провинции, я вряд ли поступил бы в этот привилегированный институт. Вторая причина — моя национальность. Некоторые уезжали в Бельгию, Францию, даже в Швейцарию, но это было связано с большими расходами. Наиболее подходила Чехословакия, высокоразвитая промышленная страна, и стоимость жизни там была невысокая. Я поступил в институт в Брно. Там было много студентов-болгар (в Болгарии тогда вообще не было, по-моему, приличного технического вуза), студентов из Венгрии, Польши в основном потому, что в этих странах уже был фашизм.
12 марта 1938 года — это был последний год моей учебы в институте — армия Гитлера вошла в Вену. Еще через месяц Австрия перестала существовать — она была объявлена Остмарквосточной провинцией тысячелетнего рейха. Но между Веной и Брно 120 километров, на автомашине два часа… Черная тень густо легла на Чехословакию. К тому же было тогда там немецкое меньшинство, руководимое… да, Конрадом Генлейном, я вспомнил имя этого учителя гимнастики, фюрера судетских немцев. Они наглели изо дня в день. Вот сегодня по радио передавали, что в США одиннадцать процентов негров, но представлены они в конгрессе менее чем одним процентом. Немцев в Чехии было не более десяти процентов, я не помню точно, можно в справочниках уточнить. Но напуганное Гитлером чешское правительство предоставляло им все возможности проявления своих национальных интересов. Конкретно. В Брно было два политехнических института — один чешский, один немецкий. В Праге знаменитый Карлов университет и немецкий университет. В Брно государственный театр пять дней в неделю играл для чешской публики, а два дня — для немецкой, но немцы имели еще и свой театр. Немецкая пресса была представлена несколькими изданиями, но в 1938 году к ним прибавилось еще одно — газета «Der Tag». За месяц или два до ее выхода появились плакаты, узенькие полоски бумаги, написано — я вам цитирую по-немецки — «Der Tag» kommt!» — «День» придет!». Но все понимали, что читать надо иначе: «Наступит день!», наступит страшный день!
Мы уже знали и про Рема, и про, Шлейхера, и про массовую резню, устроенную Гитлером в «ночь хрустальных ножей», знали и придуманную немецкими антифашистами горькую шутку — после смерти люди попадают в «Himmelreich» (небесное царство), в Германии при жизни можно попасть в «Himmlerreich» (царство Гиммлера — гестапо, концлагеря…)
Я тогда был далек от политики, но хорошо помню массовые демонстрации протеста против готовящегося предательства. Рабочие вышли на улицу Брно. Плакатов и транспарантов почти не было, но таких демонстраций я больше никогда не видел — суровые лица, тысячи людей, готовых взять в руки оружие, готовых встать на защиту родины и свободы. Я впервые увидел и стал понимать, что такое рабочий класс…
Вскоре я получил диплом и уехал домой, боярская Румыния сразу же сделала меня безработным, но это уже другая тема. Чехи, Чехословакия остались в моей памяти очень теплым воспоминанием. Чистота, аккуратность, дисциплинированность во всем. Высокий уровень производства, замечательное качество изделий, но главное — рабочие. Высокие, крепкие парни — я сам высокий, но там таким не казался… Вот деталь. Обычно ремонтные рабочие успевали все свои дела сделать за ночь, но тут почему-то улица оказалась раскопанной и днем. Обеденный перерыв. Водопроводчик достает бутылку молока, бутерброд с колбасой и газету. Рабочий читает газету! Для нас, приехавших из Румынии, это было все равно, как если бы он сделал открытие в астрономии. Я еще тогда проникся к ним глубоким уважением, и за сорок с лишним лет оно не уменьшилось…»
…Летом 1938 года Лауды приехали в Чехословакию. Иосиф рассказывал односельчанам о своей судьбе, о жизни в СССР, объяснял позицию нашей страны, вместе со всеми ждал помощи с Востока. Но случилось иначе, и мюнхенское предательство в конечном счете обернулось для семьи Лаудовых личной трагедией.
Пока еще чешское правительство собиралось сопротивляться, оно принимало некоторые меры по организации обороны страны. Иосифу, как гражданину ЧССР, подлежащему в случае войны призыву в армию, выезд в Советский Союз был запрещен. Мария и дети не захотели уезжать без отца. Конечно, о продолжении учебы теперь не могло быть и речи, дети, как и родители, устроились на работу. Отец и Василий — в Пльзень, на знаменитый завод «Шкода», Петр стал учеником кондитера в родной деревне отца, Мария Антоновна — работницей на кирпичном заводе.
В ночь на 13 сентября 1938 года генлейновцы начали мятеж в Судетах — пограничной горной области на северо-востоке Чехии. Мятеж был быстро подавлен, но 26 сентября Гитлер заявил, что он уничтожит Чехословакию, если Германии не будут отданы Судеты вместе со всеми укреплениями и заводами — это была угроза существованию Чехословакии как государства. Еще 21 сентября наше правительство заявило, что если Чехословакия будет защищаться, то Советская Армия придет ей на помощь, даже если Франция не сделает этого же, а Польша и Румыния откажутся пропустить части Красной Армии через свою территорию (общей границы между СССР и Чехословакией тогда не было). Было ясно, что Гитлеру в этом случае придется плохо, но 29—30 сентября тогдашние руководители Англии и Франции, встретившись с Гитлером и Муссолини в Мюнхене, потребовали от президента Чехословакии уступить требованиям агрессоров и отказаться от помощи СССР. Величайшее предательство XX века совершилось.
1 октября — на другой же день — гитлеровские войска оккупировали Судетскую область, 2 октября войска панской Польши захватили — без единого выстрела! — г. Тешин и часть территории Моравии. Вскоре войска фашистской Венгрии захватили часть Словакии и Закарпатской Украины. А 15 марта 1939 года были ликвидированы последние остатки самостоятельности Чехословацкой буржуазной республики — за сутки страну оккупировали фашисты, объявившие ее «протекторатом Богемии и Моравии». 16 марта на Староместской площади, одном из красивейших мест Златой Праги, состоялся парад завоевателей… В мемориальном музее в Лидице нам показывали отрывки из кинофильма об этом параде. Гитлер стоит там спиной к знаменитому Староместскому Орлою — средневековым астрономическим часам — и, кажется, еще не верит себе от радости. А стоило бы ему все же посмотреть на эти часы — именно тогда начался отсчет времени, оставшегося до 9 мая 1945 года, дня освобождения Праги, Дня Победы…
С начала оккупации на многих заводах страны возникли очаги антифашистского подполья. В одном из них активную роль играл Иосиф Лауда. Через Василия и Петра заводские подпольщики поддерживали связь с чешскими, а позднее и русскими партизанскими группами и отрядами, укрывавшимися в лесах Западной Чехии. Работа связных была незаметной для полиции, так как Петр со дня приезда в Чехословакию жил в деревне, а Василий, женившийся в 1942 году, поселился в лесу на хуторе у родителей жены. Но, живя в лесу, он продолжал работать на заводе — в Чехословакии с давних пор и до сего дня многие рабочие живут далеко от промышленных предприятий, так как отличные дороги и хорошая работа транспорта избавляют их от возможных затруднений.
Фашисты ощущали результаты работы подпольщиков. Не будем преувеличивать, но иногда шкодовские пушки, сделав два-три выстрела, выходили из строя, часть авиабомб и снарядов не разрывалась, а главное — немцам не удавалось всерьез поднять производительность труда и обеспечить устойчивый рост производства военной продукции. Гестапо, местные прислужники Гитлера, немецкая и чешская полиция делали все возможное для ликвидации не только очагов сопротивления, но и всякой мысли о его возможности. Три состава нелегального ЦК КПЧ было схвачено гестаповцами, двадцать пять тысяч коммунистов было казнено за годы оккупации, однако сопротивление фашизму не ослабело. В 1941 году Гитлер для «наведения порядка» в Чехии назначил имперским протектором своего друга шефа политической полиции Рейнхарда Гейдриха, организовавшего массовое уничтожение мирного населения. В июне 1942 года Гейдрих был убит на одной из улиц Праги.
…Мне недавно встретилась публикация протокольной записи беседы Гитлера с так называемым «президентом протектората» фашистским прихвостнем Эмилем Гахой. Беседа происходила в Берлине после похорон Гейдриха.