Подошел с дровами Николай.
— Давай сюда, — крикнул я, — открыв дверку. Он сразу же оценил обстановку, бросил дрова и втиснулся в кабину.
— Ты его, — я кивнул в сторону зверя, — посчитал медвежонком?
— Кто ж его знал, что он такой здоровый. Велик, однако…
И вдруг я подумал, что за все годы работы с медведями мне впервые довелось встретиться с лесным, свободным, косолапым хозяином здешних мест. Уехать сейчас, значит, упустить возможность понаблюдать за зверем. Этого я не мог себе позволить.
К ручью подъезжали машины и водители, видимо, уже встречавшиеся с медведем, бросали ему разную снедь, а он был разборчив: что было по вкусу — съедал, что не нравилось — отбрасывал лапой в сторону.
— А знаешь, Коля, не такой уж он и громадный, — сказал я и вылез из машины. Быстро вскрыл банку сгущенного молока, уверенный, что подобным лакомством медведя никто не угощал, обмакнул кусок хлеба и бросил на берег ручья. Медведь покосился на кусок, но арбузную корку, над которой трудился, не оставил. Второй кусок хлеба, облитый сгущенкой, упал совсем рядом с медведем. Он подошел к моей приманке, лизнул хлеб и сразу же поднял голову, будто захотел посмотреть, кто это не поскупился на такую вкуснятину. А я продолжал бросать кусочки хлеба, обильно политые сгущенкой, выманивая зверя на дорогу.
— Смотри, осторожно! — предупредил меня Николай. — Дикий все же.
— Возьми ружье! — крикнул я. — На всякий случай.
Медведь, забыв об осторожности, перешел через ручей. Теперь он явно ждал, когда я снова дам ему лакомство. В своем пристрастии к сладкому он ничуть не отличался от моих артистов. И тогда я решил вылить в тарелку пару банок сгущенного молока, поставить ее в круг веревочной петли и попробовать все же «подписать контракт» с лесным хозяином.
Николай быстро раскинул веревку, я поставил тарелку. «Ну, иди сюда, мишка», — позвал я косолапого, и он стал медленно выбираться на обочину.
На дороге с той и другой стороны вытянулись длинной колонной машины. Все с любопытством ждали, чем закончится моя затея. А медведь уже приблизился к веревке, он был от меня в каких-то пяти метрах, и я слышал его дыхание.
Вот он остановился, обнюхал веревку, но переступать через нее не стал, и вдруг резким ударом лапы отбросил петлю, и лишь тогда осторожно лизнул молоко. Потом посмотрел на людей, удобно улегся, обхватил лапами тарелку и с удовольствием стал уплетать содержимое.
— Не получилось? — спросил Николай.
Я развел руками: мол, ничего не поделаешь.
— Шеф, ты долбани его из ружья! — крикнул Николаю один из стоявших в отдалении водителей. — Шкура-то, смотри, какая богатая…
Но у меня и в мыслях не было убивать медведя. Глядя, с каким удовольствием он ест сгущенку, я подумал, что вряд ли мишке когда-либо еще представится возможность попробовать такое необычное лакомство. Медведь будто растягивал удовольствие, и когда на мгновение поднимал голову, мне казалось, в глазах его светилась благодарность.
Водителям надоело ждать. Вот одна машина промчалась мимо медведя. Другие проезжали медленно, стараясь не потревожить сластену. Он раз приподнялся, но переборол страх и снова уткнулся в тарелку.
Дорога опустела. Вскоре и в тарелке ничего не осталось, но медведь все никак не мог с ней расстаться, вертел ее в лапах, облизывал и, в конце концов, убедившись, что молока больше нет, бросил ее и заковылял к ручью. Он долго и жадно пил, потом перебрался на противоположный берег, поднялся в стойке, облизал лапу, еще раз посмотрел в нашу сторону и скрылся в чаще.
— Вот и все, Николай. Познакомились — пора домой…