Книги

Снежная невеста

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чтоб с родичами не делиться, — отозвался Рис. — Копать новый подвал — соседи заметят, начнутся вопросы. В своём хранить — так тут дома на большие семьи: дети, внуки, все вместе живут. Пристройки делают и всё. А погреб общий. Вот и решили развалины использовать, всё равно там никто никогда не бывает. Владелице и дела нет, ремонтировать никто их не собирается… не собирался. Как вдруг приезжает её племянница и развивает бурную деятельность. Чуть их на горячем не поймала! За луковицами же присмотр нужен, чтоб не погнили, не помёрзли… а тут ты, сидишь в библиотеке безвылазно и караулишь. Паули знала, что ты надолго, до самой весны. Вот от тебя и решили избавиться. 

— Радикально они. Хотя если на кону большие деньги… А где сами луковицы теперь? — я уже забралась на грудь Дельхарту и с комфортом на ней устроилась, подложив сложенные башней кулаки под подбородок. 

Он обнял меня обеими руками за талию и в задумчивости водил большими пальцами по пояснице. Если бы не слабость от яда, этим бы дело не ограничилось, но, увы — не в том я состоянии, чтобы к чужому жениху приставать. Так, полежать на нём разве что. 

— Вы же всё обыскали утром!

— Их успели вывезти. Ты напугала Паули своим требованием вызвать полицию, вот она и начала действовать. Послала брата забирать сокровища из хранилища, а сама насыпала тебе в молоко крысиного яда. Док правильный диагноз поставил, — одобрительно заметил Рис. — Кстати, плохо через пару дней стало бы не только тебе — она всю кринку отравила. Можно было бы списать на небрежность — травили грызунов, случайно сыпанули не туда. Бывает. Думаешь, мало врачей вызывают к больным с такими симптомами как у тебя? И по неосторожности, и по забывчивости. Яд стойкий, посуду плохо помыли, поели из неё — вот тебе и отравление. 

Меня передёрнуло при мысли, что можно поесть из посуды, в которой травили крыс. Но, похоже, здесь, особенно в деревне, нравы были куда попроще. Чего пропадать миске, не выкидывать же добро. 

— Кстати, луковицы они недолго думая перепрятали сюда, в усадьбу, — добавил Рис. — На чердак давно никто не заглядывает. Паули впустила брата через чёрный ход, он и приволок мешок. Так что улики в участке, незадачливые контрабандисты тоже, молоко кухарка вылила, кринку выбросила. Можешь спать спокойно, травить тебя больше некому. Я-то уже испугался, что цель не я, а ты, и взорвать тоже хотели тебя…

— Какая ещё цель? — встрепенулась я.

— Не важно, — скривился Дельхарт. — Я со всем разберусь. Есть у меня догадки, кто мог так оригинально попытаться от меня избавиться. Вопрос только где он умельца нашёл…

Мир вокруг завертелся, я внезапно оказалась лежащей на спине, а Рис навис надо мной, опираясь на локти, чтобы не придавить. Лицо его стало серьёзным до невозможности. 

— Мне нужно будет уехать. Надеюсь, ненадолго, — сообщил он. — Ты меня дождёшься?

— В смысле? — уточнила я, хотя и так всё прекрасно поняла. 

Но должна же я, как настоящая женщина, немного пококетничать, прикинувшись дурочкой!

— Не уйдёшь обратно в свой мир? — выдавил Дельхарт после долгого молчания. 

Просьба далась ему нелегко — было видно, что умолять о чём-то мужчина не привык. И то, что он пошёл против своих обыкновений ради меня, грело душу и едва зародившееся чувство где-то в глубине оной. 

Не могу сказать, что влюбилась в него с первого взгляда. Вообще-то наше знакомство вылилось в настоящую катастрофу и конфликт. Зато потом выяснилось, что поверхностное впечатление бывает обманчиво, а за фасадом шовиниста и солдафона прячется заботливый и понимающий мужчина. 

Меня многое держало в прежнем мире — начиная с семьи, заканчивая любимой работой и совершенно другим уровнем жизни. Но сейчас, глядя в ставшие родными сероватые глаза, я не смогла произнести вслух роковые слова. 

— Не знаю, — вырвалось у меня. — Прости. 

— Что ж. У нас будет время подумать, — сделав вид, что ничего не произошло, Рис откатился обратно, устраивая меня в объятиях. — Пожалуй, пауза пойдёт на пользу нашим чувствам. А то всё время то кого-то спасаем, то сами рискуем жизнью… 

— Нет никаких чувств, — возразила я едва слышно на чистом упрямстве.