—Дали надежду,стало быть

—Просто развели.— Шипр искреннерассмеялся,затем на секундуумолк и вновьпродолжал также умиротворенно:— Ты вот Татаринанашего чертомназвал. Быкуетон сверх меры,это да. Но мастьне путает, честныйпацан. Кто извас настоящийчерт — так этоты, мил человек.Пальцы гнешь,а за базаромсовсем не следишь.Ты со мной мурчатьвздумал, гнида?Татарину законобъяснитьсобирался? Чтоты знаешь озаконе, апельсингребаный? Ятаких, как ты,стадами поднары загонял.

Врубке повислатишина, и Гаринкожей почувствовал,как за дверьюнарастаетнапряжение.Некоторое времяне было слышновообще ничего,словно собеседникипересталидышать, потомкто-то из нихгорячо прошептал:

— Тына кого гонишь,пес?!

Спустяеще мгновениедо Олега донессявсхлип рассекаемогоножом горла.Гарин не в силахбыл объяснить,с чего он этовзял. Такойзвук могла быиздать, например,тряпка, которуюполощут в мелкомтазу. Однаковерсия о том,что Шипр внезапнорешил постиратьноски, выгляделане очень убедительно.

Окончательносвести себяс ума подобнымиразмышлениямиОлег не успел:железная дверьприоткрылась,и за ней показалсяКамень.

«Кактут дела?» —спросил онодними глазами.

Гаринвжал головув плечи, и такойответ уголовникавполне устроил.Бесшумно выскользнувна палубу, онкоротко махнулрукой в сторонуТатарина, будтопослал емукакое-то мелкоепроклятие, нестрашное, нообидное. Молодойбандит вздрогнули свесилсячерез бортнаружу.

—Откинь его,чтоб не светил,— распорядилсяКамень, — и бегомсюда, поможешьмне в трюме.Живее! — крикнулон.

Олегтяжело сглотнули двинулся кносу баркаса,где торчалазадница Татарина.Юнга не шевелился.Плохо понимая,что он делаети где вообщенаходится,Гарин взялпарня за ременьи потянул насебя. До последнегомомента Олегверил, что ничегострашного неслучилось ион всего лишьстал участникомковарноготюремногорозыгрыша. Покрайней мереон заставлялсебя так думать.И даже увидевмассивнуюрукоятку ножа,ушедшую в шеюТатарина доупора, — дажетогда он неразрешил себеосознать, чтопроизошло наего глазах.Сейчас бандитдолжен обернутьсяи сказать что-нибудьвроде «один— ноль, ха-ха!».

Татаринмедленно повернулголову и, раздуваякрасные пузыри,выдавил:

—Сссукааа...

—Это не я, — искреннепроговорилОлег, заваливаятело на палубу.

Степеньего вины Татаринауже не интересовала,бандит былмертв. Никакихпронзительныхчувств Гаринне испытал,просто отметилсмерть человекакак медицинскийфакт. Не удивляясьничему, дажесвоему неожиданномуспокойствию,он выдернулнож и тщательнообтер лезвиео рубашку покойника.При этом израны выплеснулсяслабый ручеек,как отголосокпоследнегоудара сердца.Олег поспешноубрал ногу,чтобы не испачкатьсяв крови, запахкоторой могс равным успехомпривлечь ихищников, ипадальщиков.Да и вообщекровь на штанах— не полезнодля кармы.

—Что это за бред?— сказал Гаринвслух. — Какаяеще карма? Онрезко выпрямилсянад Татариноми всмотрелсяв его лицо.

Безтрепета, безволнения. Ипростым — привычными твердым —движениемзакрыл покойникуглаза.

—Что ты там копаешься?— раздалосьиз рубки.

Олегпотряс головойи, неожиданнолегко избавившисьот странногосостоянияуверенности,на полусогнутыхногах поплелсяв надстройку.

Каменьвнутри что-тоискал и, судяпо беспорядку,искал уже потретьему кругу.Матрасы валялисьв углу ужасающейтемной кучей,белье на единственнойкровати былоперевернутоособенно тщательно,подушка и вовсебыла выпотрошена.Между опрокинутымистульями в позеэмбриона лежалмертвый Шипр— удивлятьсяэтому у Гаринауже не былосил.

—Чего так напрягся,студент? — бодропроизнес Камень.— Не майся, покойныебыли не оченьвеликолепнымилюдьми. А старенький— тот вообще,считай, с семьдесятдевятого годавзаймы живет.