Сотниковой Мирьям Руслановны, а именно, делаю шаг вперед, прежде чем выплеснуть все, что так долго копилось в душе:

— Наследник? — колючим взглядом встречаю взор угрюмых угольных глаз Мансура Шамилевича. — Наследник будет! — резко распахиваю полы стеганого элегантного пиджака. Вещь эффектно падает к моим ногам, открывая взгляд на округлый аккуратный животик. — Только вот, Мансур Шамилевич, не факт, что вы его увидите и примите хоть какое-то участие в жизни моего сына.

Гордо вскинув подбородок, наблюдаю, как смертельная бледность моментально покрывает смуглое лицо, всегда такое высокомерное, с породистыми аристократическими чертами.

Ну, что, съел?!

— Ребенок?! — должно быть, он бы не удивился так, если бы перед ним раскрылись врата ада.

Мансур выглядит не просто ошарашенным, а глубоко потрясённым. Его рука машинально тянется к левой стороне грудной клетки. Не отдавая себе отчета в действиях, он несколько раз с силой трет ладонью через темную ткань рубашки в районе сердца. Взгляд у Садулаева расфокусирован, будто предметы перед ним расплываются, а очертания комнаты плывут.

Только вот удовлетворения от происходящего совершенно не чувствую. И правда, месть хороша, пока ее не совершил.

Оборачиваюсь к Давиду, чтобы заглушить чувство острого разочарования, опалившее с ног до головы, и сразу же встречаю жадный внимательный взгляд темных бархатных глаз. Они смотрят с немым восторгом на мой животик. Давид тяжело сглатывает и из широкой бурно вздымающейся груди вырывается сдавленный звук.

Глухой скрип закрывшейся двери такой отдаленный, будто доносится сквозь толщу воды. От щедрой дозы адреналина в ушах шумит кровь, что бурным потоком рванула по венам.

Во взгляде Давида ВСЕ!

Такой быстро сменяющийся калейдоскоп эмоций, что у меня подкашиваются колени. Ощущение, что ноги они стали вишневым желе — тем самым, что так любила готовить мама на Рождество из сочных отборных ягод.

— Ты это хотел услышать? — несмотря на внутреннее напряжение, выходит дерзко и с вызовом. Даже не скажешь, что у меня внутри все выворачивает наизнанку от страха и неуверенности.

На лице Давида появляется улыбка. Такая странная, что мне ее сложно идентифицировать.

Хищная? Собственническая?!

Руки он до сих пор прячет в карманах.

— Да, — отвечает спокойно, но этот взгляд…

Одно мгновение и — он уже рядом. Так близко, что меня окутывает невесомая, но такая чувственная дымка кедра. Этот аромат на горячей коже Давида всегда заставлял меня терять голову и, похоже, сейчас — не исключение.

— Можно? — не дожидаясь ответа, нетерпеливо, но с поразительным благоговением прикасается к моему животу.

Судорожно выдыхаю, ощущая трепетное прикосновение широкой горячей ладони Давида. Несмотря на плотный шелк платья, она ощущается, словно на совершенно обнаженной коже.

Он прикрывает глаза буквально на пару секунду и в это же мгновение малыш, будто что-то почувствовав, сильно бьет ножкой прямо в раскрытую ладонь Давида. Лицо любимого на секунду искажается, будто от сильной боли, и он делает то, чего я совсем не ожидаю… опускается передо мной на колени.