Харди прочитал:

– «…водил тебя туда – к черной…»

Паркер поднял глаза:

– Черт, что за место он имеет в виду?

Догадок ни у кого не возникло.

– Что о восьмичасовом ударе? – спросил Кейдж. – Нам об этом подумать бы в первую очередь. Осталось меньше часа.

Паркер всмотрелся в третью строчку – прямо под упоминанием о Театре Мейсона. Низко склонившись, он изучал ее целую минуту, а потом продиктовал:

– «…двух милях к югу. Р…» «Р» прописная. После нее пепел раскрошен.

Взяв запись, Паркер подошел к доске на стене лаборатории и написал, чтобы все могли прочитать:

– Что это может означать? – спросил Кейдж, но Паркеру ничего не приходило в голову.

Дверь отворилась, и Паркер глазам своим не поверил: в лабораторию нетвердой походкой вошел Тоуб Геллер. Молодой человек переоделся и вроде бы принял душ, но от него пахло дымом, и он время от времени кашлял.

– Эй, парень, тебе здесь делать нечего, – заметил Кейдж.

– Ты с ума сошел? Живо домой, – приказала Лукас.

– В жалкую холостяцкую квартирку? Отменив последнее свидание с той, которую можно теперь твердо считать моей бывшей девушкой?

Он рассмеялся, но смех перешел в кашель. Тоуб сдержал его и сделал глубокий вздох.

– Моим ожогам даже не присвоили степени, – пояснил он. – Словно я позагорал в Южной Каролине. Я в порядке. – Он снова закашлялся. – Ну, если не брать в расчет легкие. На каком же мы свете?

– Вы о блокноте? – посетовал Паркер. – Как ни грустно, но нам удалось разобрать совсем мало.

– Жаль.