– Вот за то тебя, собаку, и люблю!..
В этом ресторане он, Юрий, сидел каждый день не случайно – именно здесь должна была произойти встреча с агентом, тем «офицером абвера», от которого надлежало получить документы с именами и явками забрасываемых в СССР выпускников абверовской разведшколы.
В лицо Юрий этого агента не знал. Да и никто в ГРУ не знал его в лицо: агент этот образовался случайно, однако однажды сумел какими-то сложными путями переслать первую порцию документов, которые оказались вполне достоверными, и потому этот агент вызывал у руководства полное доверие. Далее, как известно, все присылаемые в Варшаву связные, опытные разведчики, почему-то неизменно проваливались. Попутным заданием для Юрия было – как-то, если удастся, попробовать понять причину их провала.
Агент должен был узнать его по очкам с толстыми линзами и по выпуску журнала «The Nature»,[42] хоть и английского, но вполне разрешенного в Германии; этот журнал он, Васильцев, неизменно клал на столик перед собой.
Кроме того, в этом же ресторане он должен был встретиться с Катей. По его подсчетам, не сегодня завтра она уже должна была появиться здесь, и он все время с нетерпением поглядывал в сторону входной двери.
Однако сейчас вместо Кати вдруг появился человек, увидеть которого он не особенно стремился. Юрий узнал его по фотографиям, которые ему вместе с кучей других показали в ГРУ. Это был один из офицеров варшавского гестапо, штурмбанфюрер СС фон Краузе.
Одет штурмбанфюрер был в штатское. Он прошел к дальнему столику, заказал себе две кружки пива и пил молча, с безразличным видом, не глядя ни на кого. Это, конечно, ни о чем не говорило; если бы он кем-то здесь и интересовался, то взгляд у него был бы такой же отсутствующий.
Впрочем, Жоржа де Круа это не должно было заботить. Что вообще, кроме собственной работы, ну еще, может, выпивки и польских паненок, должно заботить в Варшаве заехавшего сюда на пару недель военного журналиста?
«Братишка Лингер» неожиданно проявил интерес к его журналу.
– Ого, да тут по-английски! – удивился он. – Вражеские журнальчики почитываешь?.. Да ты не бойся, не бойся, братишка Ганс не выдает друзей.
– Это разрешенный журнал, – объяснил ему «братишка Жорж», – он – о новостях науки.
– Наукой, значит, интересуешься?
– Да, я когда-то окончил университет.
– Зря, братишка, зря! Наука – занятие для слабаков. Война – вот истинное дело для настоящих мужчин… Да не хмурься ты, не хмурься, я вижу, что ты и по зрению не подходишь, и по хромоте. Да, не повезло тебе в жизни, братишка. Хотя все равно я тебя, собаченцию, люблю, и вижу – парень ты хоть куда… Эх, тебе бы в наш сто двенадцатый полк, увидел бы, на что твой братишка Ганс способен! Представляешь – в одиночку… четырех русских офицеров… в плен…
Васильцев на какое-то время отключился от его болтовни (он это часто делал при встречах с братишкой обер-лейтенантом) и увидел, что за столик к штурмбанфюреру СС фон Краузе подсел какой-то тип совершенно невзрачного вида, тоже в штатском; о чем-то тихо разговаривая со штурмбанфюрером, он нет-нет да и поглядывал в сторону их столика. Впрочем, причиной его внимания вполне мог быть всего лишь крикливый обер-лейтенант. А чуть повернув голову, он, Юрий, увидел за столиком позади себя еще одного подозрительного субъекта. Сейчас он почувствовал, что взгляд этого субъекта устремлен не на «братишку Ганса», а именно на него.
Усы у того были не то крашеные, не то приклеенные, поскольку были черны как смоль при совершенно седой шевелюре их обладателя, да еще спиральками закрученные кверху на какой-то шутовской манер. И пиджак казался каким-то бутафорским, в таких не ходят даже в ресторан. В общем, производил впечатление ряженого. На немца был не похож, скорей на поляка. Что здесь может делать поляк со своими оккупационными марками?..
Впрочем, и заказал он себе только бутылку сельтерской. Только ради сельтерской – в ресторан?..
Тут вдруг раздались возгласы: «Пан Бубновский! Пан Бубновский. “Лили Марлен”, пан Бубновский!»
Подозрительный субъект встал, раскланялся и направился к сцене.
Ах, вот оно что! Артист!