Глава 2

Братишка Жорж и братишка Ганс. Встреча

Военный журналист Жорж де Круа сидел за столиком в этом варшавском ресторанчике уже в четвертый раз. Напротив него, как и в прошлые разы, сидел обер-лейтенант вермахта Ганс Лингер, прицепившийся к нему как банный лист.

Конечно, если бы он, Васильцев, вправду был бы Жоржем де Круа и действительно журналистом, то этот обер-лейтенант был бы подлинной находкой для него. Пятеро офицеров, у которых он прежде пытался взять интервью, служили в СС и на все его вопросы каждый из них отвечал примерно одно и то же: выполнил под Брянском (под Орлом, под Ростовом и т. д.) особое задание, за что был удостоен награды фюрера и личной благодарности рейхсфюрера СС, и более ничего добиться от них было нельзя.

Зато обер-лейтенант Лингер, прибывший в Варшаву с Восточного фронта на отдых и все время находившийся в изрядном подпитии, представлял собой целый кладезь всяческих фронтовых историй и главным образом рассказов о собственном героизме, большей частью состоявших, как он, Васильцев, прекрасно понимал, из бахвальского вранья. Впрочем, для той фашистской газетенки, которую представлял Жорж де Круа, все эти истории вполне могли бы сгодиться.

Истинная причина, по которой обер-лейтенант так прикипел к журналисту, была проста. Лингер получил для проведения отпуска в Варшаве оккупационные марки, за которые, как он поведал, даже шлюхи приличные «не дают», а вместо пива на них можно выпить только разбавленную бурду, не говоря уж о том, чтобы посидеть в приличном заведении. У Васильцева же, у де Круа, имелись настоящие рейхсмарки, и, угощаясь в этом ресторанчике за его счет, обер-лейтенант проникался к журналисту все большей любовью. Несмотря на обозначившееся родство душ, Жорж де Круа пил мало, ссылаясь на больную печень, поэтому все, что заказывали, оберлейтенант выпивал практически в одиночку и пару раз надирался до такого состояния, что, когда друг Жорж вел его в гостиницу, Лингер, ничуть не стыдясь проходивших мимо варшавян (а чего стыдиться недочеловеков?), засовывал два пальца в рот, и выпитое и съеденное на рейхсмарки, выданные Васильцеву в ГРУ, перло из него наружу «як з вогнегасника».

Сейчас обер-лейтенант выпил еще недостаточно, чтобы превратиться совсем в скотину, но уже довольно для того, чтобы речь его начала колыхаться довольно бессвязно, а расписываемые подвиги разрастаться до гиперболических масштабов:

– И мы, дорогой Жорж… ох, и люблю же я тебя!.. Короче говоря, мы с моей ротой за десять… нет, за пять минут положили целый русский батальон! Ох, и драпали они от нас!

– Как же драпали, когда вы их положили?

– Ну, там был еще один русский батальон – вот он-то и драпал… И двух генералов взяли в плен…

– Откуда же в батальонах генералы?

– Нет, это уже в другой раз – когда мы напали на штаб их дивизии… Что, не веришь, брат Жорж?

– Отчего же? Верю.

– Вот и правильно! За что и люблю тебя, собаку! Гансу Лингеру надо верить!.. Я вот тебе сейчас анекдот расскажу. Послушай, обхохочешься!

Этот анекдот он рассказывал уже в пятый раз, и сейчас «брату Жоржу» в очередной раз пришлось выслушать этот глупейший и длинный анекдот, весь «цимес» которого заключался в том, что в конце концов некий полковник был с головы до ног перепачкан дерьмом.

– Что, смешно? – спросил Ганс после того, как сам вдоволь нахохотался.

– Да, очень смешно, – ответил «брат Жорж», а про себя подумал: «И долго еще будет продолжаться эта му́ка?»