Новость, что один из убитых по делу инцидента пятнадцатой улицы на самом деле переживал вымышленный апокалипсис в бункере дома Маркезов, будучи живым и абсолютно здоровым, разнеслась за считанные дни по всему городу. Потихоньку, умирающие последние несколько месяцев улицы близь долины Путука и сама пятнадцатая улица оживились благодаря наводнившим их журналистам и репортёрам, каждый из которых хотел задать не одну сотню вопросов Майклу.

Если бы не право частной собственности, то они бы неминуемо влезли в дом, чтобы подставив к заспанному лицу Майкла массивный микрофон и начать свой «совсем ненавязчивый» опрос: «Каково осозновать, что вы психически нездоровы?; Что вы чувствуете после пережитого?; Есть ли что добавить к делу инцидента пятнадцатой улицы?; Мучают ли вас кошмары?; Как вы выжили и почему решили, что земля отравлена?».

Майкл слышал лишь вопросы, вопросы, ещё раз вопросы. Он не отвечал, и вообще редко выходил из дома. Живя только лишь в пыли и грязи, подавляя регулярные позывы к наведению вокруг себя хоть какого-то порядка, Майкл бесцельно бродил по дому, вспоминая и анализируя, он размышлял, что же ему делать с данной ему жизнью.

Майклу, в который раз, не давала покоя та детализация процесса жизни в бункере, что касалась его иллюзий относительно связи с Айнисом и Лорис, с наблюдениями за окружающей его поверхностью: он ведь отчётливо видел пустые, заросшие бурьяном улицы и дома, он видел проходящих мимо животных и свирепствующие проявления природных циклов. Слишком всё было детально, не как мираж, а как хорошо отснятый фильм. И каждая деталь была понятна и объяснима.

Через день у него должен состояться допрос в полиции, дело-то о массовом убийстве на пересмотре, и на Майкла, судя по всему, рассчитывают как на главного свидетеля. Суть только в том, что Майкл до сих пор не мог точно вспомнить и с уверенностью сказать, что и как происходило в тот самый день. По правде говоря, он не помнил и последующие недели, проведённые под землёй. Как и с чего всё начиналось, когда с ним первый раз вышли «на связь», ну и т.д. Воспоминания настолько сумбурно прыгали у Майкла в голове, что любой из сценариев, предложенный самому себе, казался истинным, и в одночасье прекращал таким быть. С такой же лёгкостью. Он больше не был уверен абсолютно ни в чём.

Ознакомившись с делом, через заголовки газет, что сегодня пестрили подробным описанием произошедшего полгода назад, до него, наконец, дошло, в связи с чем он был отпущен на волю до пересмотра дела. Ведь исходя из его собственных выводов, это он стал причиной вторжения в дом Маркезов, это он в приступе паники стал инициатором ситуации, в которой человек, борющийся за свою жизнь, без раздумья лишил жизней других людей. Это его вина.

Мислав Бабич, обвинённый в массовом убийстве, был признан невменяемым. В день суда он прятался под стол и толкал охранников, вопя об угрозе жизням людей и Эрбе. Любые попытки участников процесса объяснить ему, чем на самом деле является Эрба, заканчивались тем, что он лишь ещё больше возбуждался, всячески пытаясь вырваться из зала суда. Мислав был виновен, виновен безоговорочно. Те немногие свидетели, которые видели за рулём автомобиля в день происшествия Майкла, легко списывали это на то, что Мислав мог держать его в заложниках, заставляя исполнять свою волю.

Картина вырисовывалась прямо-таки без изъянов, ровная как линия, и в то же время абсолютно лживая. Подтвердить или опровергнуть ту или иную теорию было некому. До сегодняшнего дня.

Но чем чаще Майкл прислушивался к себе, чем чаще в себе копался, тем большее его внимание концентрировалось на звуках, которые он слышал: не то шум работающего мотора, не то отдалённая сирена, не то сдавленные крики. Эти звуки порой подчиняли его себе, ему становилось тяжело дышать и двигаться, он начинал с большей интенсивностью бродить по дому, в уже засаленной от пота одежде.

Сегодня с утра Майклу предстояло посетить психиатрическую клинику, где держали Мислава. Удивительно, но единственным условием полиции было присутствие на их беседе доктора Рудо и двух полицейских. Видимо данный спектакль кому-то да был на руку.

Отношение к этой трагедии имел весь город. Майкл никогда не следил за новостями, которые, как правило, обвивали быт обычного человека целиком. Но тут настал его черёд: у всех на устах история его скитания, созданного им же. Подкатывающее чувство значимости пугало своим контекстом и одновременно вдохновляло хоть на какие-то действия.