Витка неожиданно утыкается ей в плечо.

Люба виновато выскользнула в коридор и уже бубнит сама с собой на подоконнике. Я тоже сбежала, провожаемая самым детдомовским из Виткиных взглядов.

И не вижу, как Тамара неуверенно гладит по вздрагивающей спине нашу грубиянку, не слышу, как шепчет какие-то утешительные глупости. Не раздумывая, не жадничая, не сомневаясь. Не всегда то, что тебе говорят, является тем, что ты слышишь. Тамара расслышала крик о помощи и просто делает то, что подсказывает материнский инстинкт.

– Томааа, – Витка уже выбила все слёзы, отодвинулась от утешительницы и пытается улыбнуться, – а, Том… ты ведь могла быть моей мамой, прикинь.

Вита первый раз назвала её на «ты». Тамара усмехается, сдерживая слёзы, всем видом показывая: что-то вроде «Упаси Господи от такой дочуры!»

– Что я здесь делаю? – наконец, смогла проговорить Тамара, разбирая сумки, – Не роддом, а дурдом, честное слово.

Мы вернулись со свидания, шуршим гостинцами, как бы невзначай, выкладывая на общую тарелку самые вкусные домашние котлетки, колбасу и другие любимые Виткины лакомства. Люба наконец-то молчит, поджав губы. К ней никто не пришёл.

– Не буду. Не хочу. – Витка уже успокоилась, но еду не берёт. Как будто Любино слово «попрошайка» навсегда перебило аппетит.

Оля крутит настройки радио, снова зарумянилась, тихо подпевает популярную песенку. Скоро её выпишут, скоро она уйдёт отсюда и выйдет замуж. А, может, чуть попозже выйдет – куда теперь спешить?

– Молока хочу! – капризничает Витка уже после «отбоя», когда заступившая на дежурство тётя Катя вежливо, но настойчиво разогнала всех по палатам. – Мне надо молока! – Витка даже не смотрит на тумбочки с деликатесами. Ей срочно понадобилось молоко, потому что для развития ребёнка нужен кальций. Вита забрала себе Олину книжку и читает её, как Буратино «Азбуку», шевеля губами, удивляясь каждой картинке, каждой «новости». Кефир, йогурты и свежий творог будущую мать не устраивают.

– Написано «молоко», значит – молоко.

– Поздно уже. Подожди до завтра, утром принесут, – уговаривает Тамара.

– Сходи, попроси, может, у кого есть? – Оля не договорив, замолкает, Она пропустила ссору и не понимает, почему Тома сделала страшные глаза и замотала головой. В паузе, насыщенной Томиными жестами, набухшими Витиными слезами, и Олиным недоумением вдруг раздаётся человеческая речь:

– Хочешь, я сама… попрошу? – говорит Люба, глядя в сторону.

– Нет! – Вита нарочно громко захлопывает книжку.

Через некоторое время она всё-таки уговорилась на кусок колбасы, и с одолжением запивает его чаем с конфетами, заедает свежими огурцами и абрикосами.

– Эх, молочка бы ещё! – с набитым ртом повторяет, повеселев. Мы наконец-то смеемся. Вместе, переглядываясь. Эх, Витка, Витка, в такой жгучей смеси только молока не хватает.

В палате снова тишина и покой. Люба, к которой так никто и не пришёл, молчит, листая журнал. Тамара уже сбегала к Катерине Ивановне и перебирает вещи в тумбочке, на что-то решаясь.

Мы снова спрятались за границами больничных кроватей. Только случайно собранные в одном месте, каждая замотана в своём невидимом клубке переживаний. Думаем все об одном и том же. Ждём простого счастья, но по отдельности. Скручиваем сомнения вытягиваем размышления, наматываем мечты. Одну мечту, всё ту же, но каждый сам за себя. А как иначе, счастье – штука единоличная.

Тамара уже знает, как добиться своего. Оля нацелилась на новое и лучшее. Витка и та уверенно дожёвывает йогурт, потому что это полезно для ребёнка.