Леха (в интервалах между ревом и ударами). А ведь мог бы и не пить! Но пью. И всю получку пропиваю. А если бы не пил, много ли мне надо? Рубль в день на обед, да блок сигарет на месяц. И все, и больше ничего мне не надо.

Никитич (в интервалах). Ушли, значит, вагончики, а назавтра узнаю, что жидок мой к заместителю бегал, у него путевой листок подписать норовил, едрена вошь! Старательный, вишь, нашелся: забыл, едрена вошь, кто я, а кто он! Ну, думаю, ладно, ты у меня попрыгаешь! И точно. Назавтра опять сто вагонов из Москвы пригоняют, под лес, и опять он ко мне с листком…

Леха. Другие, может, домой по 300 рублей приносят, а я все пропиваю. А мог бы все ей отдавать, жена все-таки, хоть она и не девка была, да чего поминать? Десять лет уже прошло… А она все молчит, но я на нее не обижаюсь…

Никитич. А сияние это, едрена вошь, всю душу из тебя вынимает! Так я даже в его сторону и не глянул, листок со стола смахнул и опять: «Не грузи!» Он прямо чуть не заплакал, заморгал и пошел. А вагончики опять порожняком в Москву покатились.

Леха. Нет, не обижаюсь я на нее: что я, не человек, что ли? Я все понимаю, хотя я каждый день пьяный. А я когда пьяный, я психовый, но я на нее не обижаюсь…