– Но если так, – нахмурилась я. – Тогда может Идрис действительно жива? Она как мать чувствует это, вы же знаете. И если это правда, то ваше предчувствие о гибели сестры было ложным. Такое ведь могло быть? Вы же просто чувствуете смерть кого-то из линии крови тех, кто вам ближе всего. Что если это была не Идрис?

– Нет, Амаль, – покачал головой Радан. – Дело не только в чутье представителей линии крови.

Он расстегнул манжет рукава и приподнял его край, показав две отметины в виде параллельных линий, одна из которых была практически едва заметна.

– Это метка родства. Ее наносят всем братьям и сестрам, чтобы таким образом старший член семьи всегда мог чувствовать, где находится тот, кто слабее, поскольку именно на наследнике лежит обязанность по сохранению рода. Когда кто-то из младших…гибнет, – сдержанно проговори он и замолчал на пару секунд, – старший всегда знает, что того более нет в этом мире. Мать сама себя убеждает сейчас в том, что ее дочь жива. Я не переубеждаю. Если ей так легче…

Я с горечью выслушала Радана и опустила голову.

– Простите, что подняла эту тему, – тихо ответила я, затем с непониманием посмотрела на него. – Как вы вообще смотрите на меня? Как вообще еще не придушили? За то, что сделал мой отец. Бог мой, да вы же, скорее всего, смотрите на меня и перед глазами проносятся страшные картины того, через что вам пришлось пройти.

Платиновый взгляд Радана скользнул по моей фигурке, затем вновь устремился в окно.

– Отвечать должен лишь тот, кто причина всему. Весь мир не вырежешь только потому, что кто-то один стал причиной твоей боли.

– Вы какой-то…слишком правильный как для вервольфа, который занимал должность главного карателя, – задумчиво проговорила я, наблюдая за Раданом. – Вы лукавите сейчас? Если нет, то откуда это в вас?

– Опыт, – пожал плечами мужчина. – Слишком много смертей видел, слишком много боли, слишком многих на тот свет отправил просто потому, что они выполняли чью-то волю и хранили секреты.

– А сейчас…вы снова вернетесь к тому же, что делали раньше? – напряженно спросила я.

– Пока не решил. Король дал мне право выбирать и прежде чем сделать этот выбор, я хочу закончить распутывать этот клубок, касающийся твоего вопроса.

Услышав это, я враз замолчала, пока не желая говорить с ним о Мортэм. Внутри теплилась надежда на решение вопроса минуя меня лично, поэтому я отвернулась к окну и всю оставшуюся дорогу молчала.

Когда экипаж остановился у территории кладбища, вход на которое лежал через огромные кованые ворота, я выдохнула и, спрыгнув с подножки, остановилась, окидывая взглядом необъятное пространство, которое находилось за каменной стеной, за которой виднелись острые крыши склепов. Радан дал какие-то указания извозчику и сопровождающему нас мужчине в военной форме, затем кивнул мне и повел туда, где обретали свое последнее пристанище члены его клана. Унылое место, где царила абсолютная тишина, прерываемая лишь редкими криками ворон или же шелестом ветра, запутавшегося среди высоких деревьев, увитых плющом. Сделав шаг, я ощутила какой-то хруст под ногами.

– Улитки, – воскликнула я, увидев, что наступила на довольно-таки большое создание, светло-желтый домик которого треснул под моими туфлями.

– Их здесь много в это время года, – ответил Радан. – Высокая влажность, обилие зелени и тишина. Не обращай внимание на них.

– Жалко так, – грустно ответила я, стараясь далее ступать осмотрительнее, дабы не нарушать спокойствие этого сложившегося здесь мирка других обитателей нашей земли.

Спустя минут пять петляния меж вычурных сооружений, навевающих тоску своими серыми изваяниями, темная брусчатка дороги вывела нас к высокому склепу из белого камня, около которого лежали букеты цветов у самих ног скульптуры длинноволосой женщины, застывшей в непринужденной позе.

– Эфириаль? – прошептала я и невольно ухватилась за локоть Радана.

– Да, это она. Скульптуру делал как раз мастер из вашего ковена. Деду казалось, что только ведьмак способен передать ее суть.