– А сколько вам лет? – спросила я, чувствуя немыслимое облегчение после разговора.

– А что? Раз спрашиваешь, значит сомнения есть? – прищурила она глаза.

– Ну…Радану ведь около тридцати, Идрис семнадцать. Вы не можете быть такого возраста, на который выглядите. Простите, – я едва уловимо с сожалением улыбнулась.

Женщина помолчала пару минут, глядя на пламя камина, затем хриплым голосом ответила:

– Когда женщина-вервольф теряет своего мужчину, ее внутренняя волчица порой не может справиться с горем. Это так тяжело, что наша суть постепенно начинает уходить следом за любимым. Быстро стареем, отказываемся от внешнего мира, затачивая себя в четырех стенах, – она окинула взглядом прокуренную комнату, – медленно гибнем. А на меня еще наложилось переживание за судьбу Радана. Два года я не знала где он, хоть и чувствовала каждой клеточкой, что мой мальчик жив. И король, – она зло сжала зубы, – хоть бы намек дал, что мой сын в плену вашего ковена. Я бы все сделала, чтобы забрать его оттуда. Все деньги бы отдала. Но венценосный ублюдок преследовал интересы короны, не могло быть по-другому. Хотя, может оно и хорошо, ведь знай твой отец, кто у него там в клетке сидит, он отдал бы Радана фэйри, а у тех разговор с нашими короткий – выбили информацию, на плаху и долой со свету.

Слушая эту невероятную женщину, я все больше чувствовала желание провалиться сквозь землю от стыда за то, что творил мой ковен и отец в частности. Когда она замолчала, я лишь произнесла тихо:

– Простите, пожалуйста, за то, что вам пришлось пережить. Я бы все отдала, только бы мой ковен шел иным путем. Подлость никогда не была свойственна нам, а что происходит сейчас, я не могу найти этому объяснения.

– Ладно, – она подалась вперед и потрепала меня по руке, – ты моего волчонка два раза с того света вернула. Без тебя он бы не выжил и уж я точно тогда бы уже в земле лежала, не пережив такой потери. А все остальное, – махнула она рукой, – это вечные распри ведьм, вервольфов и фэйри. На этом не нужно заострять внимание. Я уже повидала много чего на своем веку, поэтому на некоторые вещи смотрю как на само собой разумеющееся.

– Спасибо вам, – проговорила я, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

– Так, не реви. Мы, вервольфы, не любим, когда при нас плакать начинают, – скривилась она. – Ты мне лучше скажи, чего бледная-то такая вернулась после поездки с моим сыном? Куда он таскал тебя ни свет, ни заря?

– В Инсарион. Лазарет ваш, ну и приют. Там лечить пришлось двоих, но нейтрализовать такого рода яд всегда очень тяжело. Вот немного и устала.

– И более ничего? – строго спросила она.

– Нет, – выдавила я из себя улыбку, решив не затрагивать тему Мортэм, ведь если эта женщина ничего не говорила о ней, значит и не знала, Радан ведь явно говорил о скрипке лишь королю.

– Ты не бойся его, – помолчав проговорила она. – Он хоть и чертяка еще тот у меня, но девчонку не тронет. Уж я-то знаю. Да ты и сама это, скорее всего, на подсознании уже знаешь, – усмехнулась она. – Не просто так ведь так уверенно чувствуешь себя подле него и Мортэм отказываешься отдать королю нашему. Да, и про Мортэм знаю, – повела бровью, окинув меня взглядом, в котором читалось недовольство за то, что я от нее пыталась что-то скрыть. – Есть у меня одна вещица, которая помогает слышать то, что должно быть сокрыто от ушей посторонних. От Эфириаль досталась, – поддела она висевший на шее невзрачный кулон округлой формы с изумрудом по центру. – Правда использовать ее можно не так часто, как хотелось бы. Поэтому берегу силу этого кулона как зеницу ока. Когда тебя привезли полумертвую и спустя час где-то приехал сюда наш король, я была бы не я, если бы не попыталась узнать больше того, что сказал мне сын.

– Может дадите совет? – осмелилась я просить ее, видя, что она не настроена ко мне враждебно.

– Совет, – женщина облокотилась на спинку кресла. – Я здесь не советчик тебе. Скажу отдать Мортэм, значит буду блюсти свои интересы, скажу не отдавать, значит пойду против своего народа. Тут ты неси уже эту ношу, коль взяла ее на себя. Одно только могу сказать точно, Радан-то тебя не тронет, не причинит боль, а вот король не знаю. Вроде и шкурка у тебя ценная, если обменять тебя на тех, кто там на ваших землях в темницах гниет, а вот по сравнению с Мортэм – это чистой воды пустяк. Что такое несколько жизней по сравнению с подавлением армии фэйри? Ничто.

– Значит ничего хорошего меня не ждет, – усмехнулась горько я. – Я не отдам им Мортэм. Эта дрянь в кои то веки обрела себе темницу в виде моего тела. Зачем наделять ее жизнью заново?

– И то верно. Когда тебя не станет, Мортэм тоже канет в небытие. Благое намерение, да только чревато оно для тебя. Ладно, не будем заранее пророчить. А теперь ступай, отдохнуть тебе надобно. Столько всего за прошедшие несколько дней на твои плечи хрупкие навалилось.

Я поднялась со стула, затем уже в дверях спросила:

– А можно мне в комнату Эфириаль зайти? Ту, где она работала над зельями всякими. Марушка сказала, что помещение закрыто с того самого дня, как не стало вашего отца.