– Амаль, – строгий взгляд, и я даже поежилась от того, как вервольф посмотрел на меня, – не лги мне.

– Я не лгу, – ответила я напряженно. – Просто не могу вам объяснить, как это, знать то, о чем и понятия не имеешь. Вы не ведьмак. Вам не понять этого состояния.

Радан промолчал и окинул взглядом склеп. Затем сощурил глаза и подошел сначала к скульптуре хранителя, затем к паре подсвечников, затем повернулся ко мне и сказал:

– Здесь нет книги.

– Откуда вы знаете? – удивленно воскликнула я.

– Ты не вервольф, ты не поймешь, как это, чуять то, чего другие не могут ощутить, – усмехнулся он.

– То есть…вы по нюху…или как? – осторожно спросила я.

– Сродни этому, – засмеялся Радан.

– Но ведь может она сокрыта или еще что.

– Нет, древние предметы, особенно книги, излучают особый запах, который скрыть очень и очень сложно.

– Но все-таки можно, – скептически проговорила я.

– Практически нет.

– Ясно, – скривила я губы в разочарованной улыбке и подошла к саркофагу.

Проведя руками по крышке, я смахнула с него засохшие стебли цветов, очищая поверхность.

«И мира мало, и жизнь ничтожно коротка для того, чтобы любить такую, как ты. Равон фон Дэнфорд», – гласила золоченая надпись огромными буквами по центру крышки. Далее шли какие-то надписи на непонятном языке. Нахмурившись, я склонилась ближе, пытаясь понять, что там написано.

– Что это за язык? – спросила я, указав Радану на строки.

– Древние письмена нашего клана. Выдержки из писания смерти вервольфов.

– И что здесь написано?

Радан изучал их пару минут молча, затем проговорил неуверенно:

– Не могу утверждать точно, поскольку не являюсь знатоком древнего языка моего народа, но здесь говорится что-то о том, что когда два солнца встретятся в пристанище мертвых, стоя по обе стороны от хранителя, откроется скрытая от глаз живых дверь.